Русское воскрешение Мэрилин Монро

Но генсек Фомин не был уверен, что, во-первых, нужный сумасшедший будет найден в срок, и, во-вторых, тот будет надежен и управляем. Поэтому, в таком исторически важном деле он хотел подстраховаться. Фомин не стал темнить, ходить вокруг да около с начальником службы безопасности Ребровым. Он раскусил этого человека с первых же слов. Он даже немного удивился, что такой откровенный бандит работает в банке начальником. Фомин без утайки рассказал Реброву оба своих плана: план «А» и план «Б». В плане «А» ему нужно было от Реброва только оружие для сумасшедшего.

С планом «Б» дело обстояло много сложнее. Стрелять должен был совершенно незнакомый человек, которого он наймет под предлогом частного сыска. Такой человек у Фомина был на примете, частный детектив, ему известный от покойного товарища. Этот детектив не будет отходить от Ленина, по его поручению, все три дня. А на третий день, вечером, в его спальне, он его застрелит. Не сам, конечно, – за него это сделает другой, сам детектив к этому времени будет уже мертв. В его руку только вложат нужный пистолет: он и примет народный гнев. Возникал вопрос – кто возьмет на себя оба трупа?

Ребров ничего в первый раз не ответил, но и не стал скрывать, что намек понял. Убивать обоих предлагалось именно ему. Реброву только не понравилось, что «мочить» предлагалось для глупых, по его мнению, целей. А второго, – этого неизвестного ему еще сыщика, – вообще зазря. Он никогда и никого не убивал напрасно. Поэтому он презрительно усмехнулся и спросил генсека:

– Вам не жалко подставу?

– Нет, – твердо и откровенно ответил Фомин про известного ему Соколова. – Год назад ему не стало жалко было моего лучшего друга и пламенного коммуниста. Так мы будем квиты.

Ребров хотел обсудить это дело с Левко, но тот отказывался не только слушать, или вникать в детали планов, а запрещал даже упоминать в своем кабинете обо всем «бандитском», как он выражался. Но по тому, что Левко сам же и поручил ему связаться с генсеком, и наверняка, догадывался, – для какой цели, Ребров, прекрасно изучив того за двенадцать лет, заключил, что решать теперь ему самому. Он же и намекнул, что это единственный шанс для банка вернуть их деньги, и сделать это быстро.

Еще год назад его лечащий врач начал переговоры с больницами о пересадке ему донорской печени. Операцию можно было сделать в Германии, обошлась бы она в два миллиона евро. Тогда эти деньги были для Реброва не проблема, и он уже начал сдавать необходимые анализы. Но тогда же у Левко начались в банке проблемы: нужных наличных для предоплаты не оказалось, и все дело пришлось затормозить. Теперь, по словам Левко, забрезжил свет в конце туннеля, деньги могли бы появится на операцию уже через неделю, и глупо было испортить все отказом. В конце концов, двумя трупами больше или меньше, какая теперь разница… Ребров никогда не рассказывал Левко о пересадке печени, но он, как и тот, знал, что без нее ему оставалось жить не больше полугода.

На следующей встрече с генсеком Ребров попросил того концентрироваться на плане «А», с сумасшедшим, а рассчитывать на план «Б» и его прямую помощь, в качестве киллера, только в крайнем случае. На том и порешили.

Как банкир Левко ни лавировал, ни увертывался всю неделю от прямых разговоров с Ребровым про эти дела, – он стал соучастником двойного преступления, и дело бы им пошили общее. Конечно, бандит Ребров не проговорится даже под пыткой, беспокоиться с этой стороны было нечего. Но кто знает, что будет потом? Именно поэтому в понедельник перед обедом, миллиардер Левко с обострившейся неприязнью вспомнил о Реброве.

25. Черный понедельник

Как умный политический деятель, генсек Фомин кое-что утаил от спонсора Левко, когда просил у него денег в ту последнюю памятную встречу, и то было самое важное. Первое – это было про Сергея Есенина. Клон великого поэта по прилете в Москву оказался не только поэтом, он был еще и наркоманом. Уже через день после прилета он начал искать вокруг их коттеджа, чем бы ему «ширнуться». Местных слов таких он, конечно, еще не знал, но поэту они были не нужны. С собой, естественно, он ничего не привез, предполагая серьезный «шмон» на таможне, поэтому сразу обратился к пригласившему их сюда Фомину. Генсек не был готов к такому обороту событий, и буквально остолбенел от неожиданности. Но проблемы с поэтом у него только начинались.

Не желая якшаться с наркоторговцами, и доставать поэту наркоту, Фомин, вспомнив историю его великого родственника, попытался притушить «ломку» алкоголем. Он привез из ближайшего магазина ящик самых разнообразных напитков и, остерегаясь огласки, сам же втащил его в комнату поэта.