Русское воскрешение Мэрилин Монро

В кабинете врача медсестра сделала Реброву уколы, боль стала утихать, и только после этого врач посадил его перед собой.

– Доктор, готовь мне пересадку скорей. Сажай мне новую печень. Не могу я больше. Что хочешь делай, за любые деньги, – подыхаю я.

Долгие разговоры были им не нужны, врач только раз пощупал Реброву бок, покачал головой и начал писать за столом.

– Возьмите это, здесь банковские реквизиты, и переводите скорее эту сумму. Через неделю полетите. Пока держитесь. Бог даст – успеете.

От врача Ребров поехал сразу домой. Из машины он позвонил Главному бухгалтеру, продиктовал банковские реквизиты и сумму. В бухгалтерии обещали перечислить деньги в срочном порядке, – но подписывал крупные платежки только Левко, а он в эти минуты как раз обедал.

Дома Ребров принял еще лекарства, потом снотворное, и завалился спать. Проснулся он только в десять вечера. Выпил воды, еще лекарство и снова уснул, до утра.

Проснулся во вторник Ребров, как всегда, рано. Боль утихла, но голова после всех лекарств была ватной. Ребров посчитал дни, оставшиеся до вылета в германскую больницу на пересадку печени, и тяжело вздохнул. Было еще так долго, и если опять начнутся вчерашние боли, то он не дождется, а просто сдохнет.

Чтобы отвлечься от тягостных дум, Ребров включил телевизор, пощелкал пультом и остановился на новостях. Когда его внимание сосредоточилось, он узнал то, что весь мир уже знал почти сутки: в Москву вернулся великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин.

Не отрываясь от телевизионного экрана, перескакивая с канала на канал, Ребров узнал все, что мог, о новом политическом чуде, произошедшем в его отсутствие. Эта новость буквально поразила его. Ребров вглядывался в живое усатое лицо Сталина, и мурашки бежали у него по спине. Ничего подобного у него не бывало с Владимиром Ильичом. Тот был для него просто клоном из Индии, уродцем. А это был сам Иосиф Виссарионович. Потому, что Ребров уважал Сталина. Ребров бы жизнь за Сталина положил!

На телеэкране рядом со Сталиным мелькали знакомые ему лица дружинников, генсека Фомина, – все что-то говорили Иосифу Сталину, но тот им почти не отвечал, сохраняя достоинство и гордую осанку. У Реброва все это время бежали, не останавливаясь, мурашки по спине, и очень часто колотилось сердце. Ему захотелось быть рядом с ними, дотронуться до этого великого человека, заглянуть ему в глаза, – ведь его место по праву было рядом, как недавно с Владимиром Ильичом. Но от возбуждения снова заныло в боку, и Ребров со стоном откинулся на спинку кресла.

Ехать на работу не было сил. Дождавшись девяти, он позвонил и предупредил, что заболел, и не приедет. В ответ он услыхал:

– А вы знаете, деньги бухгалтерия так и не перевела, как вы просили. Левко не подписал. На счетах банка пусто.

Не понимая, что происходит, Ребров стал звонить Левко. На работе того не было, домашний телефон и мобильный отключены.

Наконец, после обеда Левко появился на работе, и Ребров был первым, кто соединился с ним. Услыхал его голос и с трудом его узнал.

– Почему ты не перевел мои деньги? – крикнул Ребров в трубку вместо приветствия.

– Денег больше нет, Иван, – не сразу и глухо ответил Левко.

– Чего нет? – не расслышал Ребров.

– Ничего у нас с тобой больше нет.

– Ты это что… Мне сейчас нужно!

– Нет больше у нас денег, Ваня, – повторил так же глухо Левко.

– Мне плевать! Продай свою квартиру, машину, все продай! Ты понял меня?

– Я тебя понял. Это уже невозможно.

У Реброва еще сильнее заныл от возбуждения бок, и он больше не смог кричать в телефонную трубку.

– Я тебя убью, – сказал он тихо, держась рукой за печень. – Достань мне денег, ты слышишь!

– Есть только один вариант. Но это не по телефону.

– Говори по телефону, мне уже все равно! Приехать я не могу.

– Убей Сталина.

– Иосифа Виссарионовича?

– Убей. Это вздернет биржи, мы отыграемся…

– Ах ты, подонок… Я тебе первого убью, а не Сталина. Тебя! Только тронь Сталина, – я тебя прибью!

Ребров бросил телефонную трубку, сполз на пол и покатился от боли по ковру.

31. Биржевой робот против Левко

Во вторник после обеда Левко тихо и неподвижно сидел за столом в своем кабинете. Он только что разговаривал по телефону с Ребровым. Теперь все мониторы были погашены, тихо играла музыка. В руках у него была не старая, медная и приносящая счастье цепочка с ключами от «Порше», а блестящий никелированный револьвер «Смит-Вессон».

Он вынул этот револьвер из своего банковского сейфа еще в понедельник, да так и не вернул на место. Цепочка от ключей с тех пор ваялась в стороне, Левко играл теперь только этим револьвером.

Левко вынул револьвер из сейфа через пять минут после открытия в понедельник Нью-йоркской биржи в пять тридцать по Москве. Вынул спокойно и даже торжественно. Еще звучала запись оперы «Пиковая дама», диск которой он поставил на вертушку незадолго до открытия биржи, но пяти минут ему хватило, чтобы понять свое положение. Боль в его душе стала непереносимой, ничто другое помочь уже не могло. И он, звякнув тяжелыми ключами, распахнул сейф.