Русское зазеркалье (двуязычная версия)

В этот раз я даже не ощутила перехода, таким плавным он оказался. Просто мне почудилось, что я сижу в кресле достаточно долго, что пора бы и выйти, глотнуть свежего воздуха. Настенное зеркало показало меня моложе лет на семь и в немного легкомысленном коричневом платье в крупный горох, только так я и поняла, что погружение уже совершилось.

Захватив поменявшую цвет сумочку — на ней теперь обнаружилась забавная застёжка в виде двух металлических шариков; мило, и почему в наше время такие не делают? — я поспешила на улицу.

На улице не было ни души, ни автомобиля. Нет, был один, в двух шагах от калитки: голубая «Волга ГАЗ-21» с горящим на лобовом стекле зелёным огоньком. Водитель высунулся из левого окна (удобно при левом руле и левостороннем движении):

— Вы вызывали на Эвершолт двести сорок семь?

— Да… только у меня денег нет! — сообразила я.

— Садись, Алла Сергеевна, без денег довезу! Лишь бы человек был хороший…

Я не заставила себя долго просить. Машина мягко тронулась с места.

— Очень вы на актёра одного похожи, — заметила я. Водитель усмехнулся и ничего не ответил. Покрутил ручку радио, может быть, в поисках своей любимой песни, но поймал только передачу «По заявкам пограничников».

Говорит радиостанция «Юность»! …Каждый, кто носил зелёную фуражку, остаётся в душе пограничником на всю жизнь. Сколько бы ни прошло лет, чем бы ни занимался потом бывший пограничник, воспоминания о родной заставе бережно хранятся у него в сердце. И порой нужно совсем немного, чтобы вернуться к прекрасным дням своей пограничной юности…

— Оставьте, оставьте! — попросила я. — Прекрасно расслабляет… Я немного прилягу у вас на заднем сиденье, вы не против?

— Делай как знаешь…

Мы ехали по пустым лондонским улицам никуда не торопясь, столько же времени, сколько и в нашем мире старая «Волга» везла бы меня по этому маршруту, так что пограничники успели передать все свои заявки, а неизвестные мне советские певцы с проникновенными голосами успели их исполнить. У двадцать первой «Волги» мягкий, убаюкивающий ход, я сумела если не задремать, то, по крайней мере, понежиться на заднем сиденье с закрытыми глазами. Мелькнуло за окном здание Парламента и знаменитая башня, вся в лесах, а на самом мосту густой туман уже не давал возможности ничего увидеть. Да полно, тот ли это мост вообще?

Утро красит нежным цветом

Стены древнего Кремля!

— грянуло примолкшее было радио, так что я даже вздрогнула. Да, конечно, никакой это был не Вестминстерский мост, а наш, Большой Каменный.

— Мы уже в раю, Олег Николаевич? — встрепенулась я.

— Кто говорит, что я Олег Николаевич? Я просто Саша. Никакого рая нет, Алла Сергеевна, потому как мы материалисты, — рассудительно отозвался таксист. — Рай — поповские сказки. Где ты тут видишь рай? Это — Советская Земля. А ты мне лучше адрес, адрес скажи, по какому тебя доставить!

— Адрес? — я растерялась. Откуда же мне было знать адрес, тем более в этой Москве? Я и в обычной-то была не припомню уж когда. Вот разве что…

— Третья улица Строителей, дом двадцать пять, квартира двенадцать! — нашлась я.

— Сделаем в лучшем виде, — с благодушной ленцой отозвался водитель, закладывая поворот.

Интересно, есть ли в исторической Москве такой адрес… А здесь? Похоже, есть: вот и храм, а вот и многоэтажка, знакомая каждому русскому человеку, который в канун Нового года смотрит Первый канал. Какая прелесть! Только Жени Лукашина не хватает. Ну, уж с ним-то я найду общий язык…

— Проводить тебя, или сама дойдёшь?

— Сама. Спасибо!

— Ну, гляди… — снова на лобовом стекле загорелся зелёный огонёк, означающий, что такси свободно.

На подъездной двери жилого дома висела строгая табличка казённого вида.

Управление по делам вновь прибывших

Видимо, потому его здесь и разместили, что это был самый известный адрес для всех, кто в Советском Союзе как следует и не пóжил — вроде меня, например. Славно, конечно, что я попала именно по адресу, но, может быть, удастся обойтись без бюрократии? На Линии Фронта, помнится, не было никакого управления…

Решительно я толкнула дверь, прошла предбанник — застыла на пороге.

Не ждал меня здесь никакой Женя Лукашин! Ждал огромный «Приёмный отдел» с высоким потолком (метров пять, не меньше) чисто конторской внешности, с несколькими десятками столов, уставленных пишущими машинками и допотопными, по моим ощущениям, арифмометрами (я даже не сразу нашла в глубинах памяти это слово), заваленных бумагами, древними папками «Дело» и гроссбухами разной степени толщины. За каждым из столов сидели сотрудницы, и все работали, производя шум на уровне хорошего цеха. Я раньше и знать не знала, что советский арифмометр — довольно шумная машина. А представьте себе сорок работающих арифмометров!