Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Её зовут Алла Флоренская, я разузнал в Приёмном отделе, — откликнулся его собеседник. — И поскольку вы уже назвали нас «раем», Аля, вам будет небезынтересно узнать, что Лениных у нас тоже три, верней, это одна и та же сущность в трёх лицах.

— Как он говорит, «Лениных», я поражаюсь! — темпераментно возмутился мужчина слева. — Никакого уважения, богохульствует прямо! Он, Аля, знаете, и на Земле ещё криптодиссидентствовал!

— Ничего подобного, — с ледяным достоинством отозвался мужчина справа. — Все диссиденты в Нижних Грязищах. Я похож на человека из Нижних Грязищ?

— Ты? Да тебя в темноте мама родная испугается, филин!

— А почему их трое? И как вы их различаете? — осведомилась я невинным голосом, чтобы снова сбавить накал дискуссии.

— Ну как, очень просто! — ответил собеседник справа. — Дхармакая мифологии, нирманакая исторического облика и самбхогакая радостно-детского восприятия.

— Вот, снова Антоныч взялся за свои дандароновские штучки…

— Вы как дети, честное слово! — пожаловалась я. — Как Квази-Черепаха и Грифон! У меня от вас даже голова заболела! Можно мне открыть окно? Да, Иван Антонович, придётся мне ради этого с вами поменяться…

Едва я отдёрнула шторку на окне, как произошла примечательная вещь: полноватый гражданин с высоким лбом, густыми бровями, выразительными глазами, мирно выгуливавший на поводке своего питомца, вскрикнул, увидев меня, и бросился автомобилю наперерез — едва не угодил под колёса! — замолотил по капоту ладонями! «Чайка» затормозила. Иван Антонович между тем открыл дверь и с любопытством глядел на гражданина.

— Что тут такое? — крикнул Сергей Павлович. — Что вы себе позволя… как вам не стыдно, товарищ?

— Борис Владимирович, вы ведь, как и я — член Союза писателей, уважаемый человек, — между тем заметил мой спутник справа, с мягкой иронией обращаясь к своему, похоже, знакомому. — Зачем, правда, такой тарарам?

— Отдайте мне Алису! — продолжал кричать человек, названный Борисом Владимировичем (я невольно вжалась в спинку дивана). — Вы не имеете её права задерживать, сатрапы! Она моя!

— Я вас не знаю, — промямлила я.

— Зато я тебя очень хорошо знаю, дорогуша! Я тебя перевёл!

Смутная догадка забрезжила у меня в голове:

— Вы, наверное, не меня переводили: я — не та Алиса…

— Как же не та, если та! Та самая! Меня-то не обманешь! Деточка моя милая, зачем ты рассказываешь сказки старому еврею? Это моя профессия — рассказывать сказки! Нехорошо…

Мои спутники озадаченно переглядывались, не зная, что предпринять. Домашний питомец дяденьки, больше всего похожий на огромную серую ондатру, между тем запрыгнул внутрь автомобиля и напрудил лужу прямо посреди всей этой министерской роскоши, как бы посылая коммунистический привет от трудящихся, которых и в этом новом мире оставили за воротами хозяев жизни.

— Так, это что ещё такое?! — простонал Сергей Павлович в бессильном возмущении.

— Хорошо! — решилась я. — Дайте мне побеседовать с товарищем писателем, пока эта зверушка вам тут всё не попортила! — и, не дожидаясь ответа, выпрыгнула из машины на улицу.

— Пойдём в универсам, скорей! — шепнул мне на ухо Борис Владимирович, едва я оказалась на тротуаре.

— Почему в универсам? — ответила я таким же шёпотом. Было в этом дядьке, несмотря на его солидный возраст, что-то наивное, подкупающее, мальчишеское.

— Да куда угодно, лишь бы отсюда подальше! А то эти двое тебя заговорят до смерти, что я их, не знаю? Кавот, за мной!

Исполинская ондатра, обогнав нас, побежала впереди, волоча за собой по тротуару брошенный поводок: это была, похоже, полностью ручная зверушка, поводок ей требовался только ради приличия.

— А я вот вас не знаю, честно!

— Зато я тебя знаю всю, от «гребёнок до ног, как трагик в провинции драму Шекспирову», пользуясь выражением тёзки! Куда они тебя везли?

— Читать доклад студентам МГУ о том, что Лондон — город контрастов…

Борис Владимирович возмущённо фыркнул:

— С них станется! Ты, это, обещаешь как-нибудь побывать у меня в Долине сказок? Я там обычно и живу, а сюда уж так заглянул, друзей проведать.

— Вы и Кавота оттуда с собой притащили? — весело уточнила я. — «Мне с постели вставать неохота: // Я боюсь наступить на Кавота» — это тоже вы? Какой вы умница, а я и не знала автора! Рада знакомству! Не обещаю, но… Нет, серьёзно: меня ведь там студенты ждут!

— А ты знаешь, что им рассказывать?

— Не очень, — призналась я.

— То-то и оно! Ты обратила внимание, что советская власть с шутками и прибаутками, с неиссякаемым своим оптимизмом даже здесь любит, так сказать, подписывать людей на те газеты и журналы, которых они не заказывали? Хотел «Мурзилку», получаешь «ЧИЖ и ЁЖ»!

— Я заметила, да… но, Борис Владимирович, я живу в той культуре, которая грешит противоположной крайностью, где даже порок человека бережно лелеют как его «священное право», поэтому, честное слово, не знаю, что из этого хуже.

— А ты всегда была умненькой… Какой я тебе «Борис Владимирович»! — возмутился писатель. — Сейчас Кавота на тебя натравлю, и он тебя покусает за ляжку!