Русское зазеркалье (двуязычная версия)

«Статистическое учреждение» (не самое серьёзное название, доказывающее, что советские люди никогда не были лишены чувства юмора) уже закрывалось, но внутрь меня пустили. Я прошла через пустой зал, знакомый, наверное, каждому русскому человеку. Вот рабочее место Оли Рыжовой, а рядом и товарищ Новосельцев сидел, пока его не повысили до начальника Отдела лёгкой промышленности… Поднялась на второй этаж, попробовала постучаться в кабинет директора и, вновь по невозможности произвести громкий стук в обитую дерматином дверь, приоткрыла её, заглянула внутрь:

— Разрешите?

— Прошу вас, товарищ Флоренская! — ответили мне. — Проходите, присаживайтесь, пожалуйста.

— Благодарю вас, Людмила Прокофьевна… или Алиса Брýновна?

— Как вам угодно, я откликаюсь на оба варианта.

— Удивительно вас видеть здесь, ведь вы…

— …Ещё жива? — уточнила моя тёзка, грустно улыбаясь одними глазами. — Я уже немолода, миленькая, часто засыпаю, причём даже днём, вот и оказываюсь здесь, на своём рабочем месте — притом, что вовсе не считаю эту роль лучшей в своей карьере, заметьте! Есть просто собирательные образы, к которым приковано внимание людских множеств, они овеществляются, эти образы, очень сложно избежать их гравитации, как бы вы ни хотели… Например, когда масса людей искренне поверила, да и продолжает верить в то, что жизнь в Советском Союзе была так хороша, наш мир просто не мог не появиться.

— А она была хороша? — наивно спросила я.

— Не для всех, не всегда, а в бытовом плане часто скудновата… Но вот что удивительно: небо было ближе! А небо становится ближе тогда, когда человек перестаёт жить для одного себя. Мы все как страна перестали быть, когда образ прекрасного далёко победила мысль о колбасе. Но мы ушли сюда, создали свой советский Китеж, пусть лично вам он немного смешон и напоминает картинку из букваря. А вы, родившиеся после нас: вы сумеете создать свой? У вас разве есть образ общего будущего? Извините, вам это, должно быть, малоинтересно…

— Напротив!

— …Да и я не буду вас задерживать. Борис Владимирович позвонил мне и сообщил о вашем вопросе. Я уже озадачила секретаря, и он уже подготовил справку — извольте.

Я пробежала глазами машинописную справку, говорившую, что Азуров А. В., 1968 года рождения, русский, беспартийный, прожил на Советской Земле примерно полгода, а после отбыл в Долину сказок.

— Спасибо! — поблагодарила я. — Кажется, это всё, и… в вашем кабинете ведь было зеркало?

— Было и есть — но подождите уходить! Вы вряд ли уже побываете в нашем мире; даже после смерти, возможно, к нам не заглянете, слишком иной у вас вкус, поэтому спрошу сейчас: перед отъездом вы не хотите встретиться с Творцом?

— С Творцом? — растерялась я. — Тем самым, единым в трёх лицах? А у вас есть… прямой провод?

— Ну да, я ведь руковожу большим учреждением… вот, чуть не прибавила «работу свою люблю, многие меня уважают, некоторые даже боятся»! — рассмеялась Людмила Прокофьевна. — Как это ужасно — всю жизнь говорить штампами, правда? Даже когда это хорошие, проверенные, благотворные штампы. Нет, в самом деле, лучше не возвращайтесь к нам, у нас тут сплошная пионерия, вам быстро наскучит… Да, у меня есть прямой провод! Вот только к одному лику нашего демиурга очередь на месяц вперёд, к другому — на полгода. А не хотите к дедушке Ленину? К нему очереди почти нет, потому что поток детей, для которых Ленин остался значим, почти иссяк — увы или к счастью, не способна вам сказать… Я могу снять трубку и договориться прямо сейчас — хотите?

Я кивнула.

Древний, довоенной внешности чёрный Renault с матерчатым верхом, с зауженным и покатым, похожим на утюг моторным отсеком быстро довёз меня до Ленинских горок и, не доехав до главного здания усадьбы, остановился напротив небольшого одноэтажного флигеля. Солнце уже заходило, когда я взошла на веранду, где за общим столом сидело с полдюжины ребят.

— Ты тоже к Ильичу? — спросил меня один бойкий мальчик, а в ответ на мой кивок задал новый пытливый вопрос:

— Ты тоже входишь в Общество чистых тарелок?

— Не знаю… — растерялась я.

— Хочешь вступить? Пиши заявление! Я — секретарь!

— Какие у вас, коммунистов, странные детские игры…

— Что значит «игры»? — обиделся мальчишка. — Не игры, а формирование опыта общественной жизни и принятия решений! Пиши, Ильич лично резолюцию наложит!

Вздохнув, я села за стол и принялась писать заявление с просьбой принять меня в Общество чистых тарелок.

— Дата! Подпись! — комментировал юный секретарь, зорко следя за тем, что я вывожу на бумаге. — Ну а теперь бери заявление и беги во-он туда — видишь, сам Ильич шагает! Сразу и подпишет!

Побежать я, конечно, не побежала, но действительно пошла навстречу фигуре в костюме-тройке и хрестоматийной пролетарской кепке.

— Здравствуй, Аля, — миролюбиво поприветствовал Ильич, заговорив со мной первым. Он не выглядел как божество: вблизи он был совсем простым человеком. Может быть, и его каждый видит по-своему? — Ты и правда хочешь вступить в Общество чистых тарелок?

— Нет, если честно…