Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Erm… Um… — Кэролайн тоже было неловко, а ещё она пыталась скрыть улыбку: хочется верить, не улыбку насмешки надо мной, а просто от нелепости всей ситуации. — They have submitted their answers in writing, Ms Florensky. They said they’d prefer not to…

— …Not to see me?

— Sort of…

— Why did they come at all if they find me so… unpleasant, in the very first place?

— How should I know? Sorry; I mean I have no clue, — тут же исправилась Кэролайн.

Взяв свой стул и пододвинув его поближе к своей студентке, я села перед ней.

— Let me guess… Did they feel offended because of this bright future of Russia that I was talking about?

— No, I don’t think so… It is just… You have seen the petition on change.org, haven’t you?

— Petition, — повторила я вслед за ней внезапно пересохшими губами. — What about?

— ‘To fire Alice Florensky’ or ‘to sack Alice Florensky’ — I don’t exactly remember how it goes.

— Uh-huh. («Учитывая весь их запредельный индивидуализм, Кэролайн очень искренна, — подумала я мельком. — Она ведь могла бы и ничего мне не говорить».) Because of her—my, that is—being a racist, a sexist, a homophobe, a misogynist, an offender of each and any minority, a defender of the Russian imperialism, and a religious obscurantist?

— Such words were used, — признала Кэролайн. — Not sure about the last one. What does it actually mean?

— It stands for a person with retarded ideas, I guess, especially when the person is a non-critical religious believer driven by fanaticism and a fundamentalist…

— ‘Fanaticism,’ ‘fundamentalist’—I admire you, Ms Florensky, really! I wish I could be that smart. Are they right when they say that smart is the new sexy? — я растерянно развела руками: я ведь даже не знала, что это за «они», которые так говорят. — Do you think it is true? — продолжала допытываться моя студентка.

— Yes—that is, it depends… I believe it is true if it is men, not boys you are dealing with…

— ‘Men, not boys’—I will remember that, — с удовольствием отметила Кэролайн. — You are a teacher, you know. Sorry to learn only such stuff.

— Nothing to be sorry for, — невесело улыбнулась я. — You are a very nice person, Caroline! The very fact that you have stayed in the classroom.

— It’s nothing. Actually, this petition… It says that you do things on purpose.

— Things like what? — не поняла я.

— Like you believe that homosexuality is a sin, and you split up homosexual relationships because you think it is a good thing to do, and then you leave the boy because you think your task is done, and he has to readjust himself to… and two people were made unhappy, and you have abused your position of teacher, and all that stuff.

— I have never, never done such a thing, never in my life! — воскликнула я.

— You mean you never wanted to do it, — Кэролайн теперь смотрела прямо мне в глаза, улыбаясь краем рта, и с трудом удерживалась от широкой улыбки. — It just… so coincided, right?

Нет, она меня не осуждала! О чём и сообщила бесхитростно:

— Look, Ms Florensky, things happen, and it is not for me to judge… This Patrick is a sweet boy, isn’t he?

А ведь Кэролайн, подумала я, — одна из наименее успешных студенток, в академическом смысле! Она не только не знает длинных слов, но и не притворяется, что их знает. И при всём при этом — наиболее зрелая, верней, наиболее близкая к реальности вещей, меньше всех испорченная поклонением новым идолам современного человека. С неё вся эта пропаганда — как с гуся вода, просто не задерживается в уме. И кстати, она совсем не дурочка: напротив — одна из самых умных (и даже, кто знает, может нарочно притворяться менее образованной, чем есть). Как так вышло, что последние стали первыми? И как так случилось, что учебные учреждения, которые изначально были светочем знаний, превратились в наше время в рассадники ментальной заразы, мёртвых догм либерального невежества? Ведь все эти шестеро, что сговорились сегодня продемонстрировать мне своё дружное «фи», а кто-то из них и петицию смостырил на известном сайте, искренне убеждены, что делают благое дело: защищают товарища от посягательств коварной педагогини, пытаются сохранить его отношения и его святое право на свободу половой ориентации, к которой злобные russkies уже тянут свои во всё вмешивающиеся ручонки…

Вдруг, повинуясь нахлынувшему желанию поделиться хоть с кем-то, я начала рассказывать — и рассказала Кэролайн про позавчерашний визит Патрика, про мой разговор с ним, про j'ai menti toute ma vie. Девушка слушала меня с круглыми от любопытства глазами. Может быть, она не очень трудилась запоминать и понимать слова вроде «обскурантист», но это она понимала! Самому концу — тому, что Патрик ушёл, оставив записку, просто ушёл, — она даже не вполне поверила — верней, может быть, и поверила, но это её огорошило.