Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Можешь говорить в голос, нас никто не услышит, — прохладно ответила Наташа. — Не «мы», а «я», потому что ты, барышня, пыталась сделать всё, чтобы у меня ничего не вышло.

— Во-первых, я рада, что у тебя тогда ничего не вышло, — парировала я, —во-вторых — зачем с первых слов бросаться обвинениями?

— А ты, значит, чувствуешь какую-то вину, если сразу предполагаешь, что будут обвинения, и сразу защищаешься?

— Нет, я просто… Наташа, я не враг тебе! Что вообще за разговор странный, что происходит?!

— Это ты, ты меня держишь в неизвестности о том, что происходит! Ты меня, а не я тебя! Ты… ни в чём не хочешь мне признаться?

Я мелко задрожала. Наташа жалостливым движением накинула мне на плечи свою шаль или платок, которую она последнее время повадилась носить, прилюдно и демонстративно жалуясь на то, что ей холодно. Присела рядом.

— Тасенька, ты ведь уже сама обо всём догадалась… — сказала я негромко.

— Вот, снова: сколько раз я просила!.. Догадалась, но ты бы могла мне и вслух сказать, язык не отвалится.

— Я хотела. Ты просто опередила…

— Давно это у тебя?

— Месяц… полмесяца… не знаю…

— За две недели можно было уже и решиться!

— Я не была уверена…

— А я, представляешь, наоборот, ещё осенью боялась, что с тобой это случится, — глухо сообщила Наташа.

— Правда? — обрадовалась я, не успев сообразить, насколько ей должна быть неприятна моя радость. — Значит, ты тоже заметила, как мы с ним близки, как я на него похожа?

Наташа скривилась. Отвернулась.

— Тася! — тихо позвала я её. — Ведь не так плохо, что это случилось?

Наташа равнодушно пожала плечами.

— Я просто надеялась на бóльшую честность с твоей стороны, — ответила она без выражения.

— Я тебя ни в чём не обманула! — возмутилась я.

— Но и сразу не сказала. Откуда я знаю, плохо или не плохо? Тебе с этим жить.

— Я имела в виду, — принялась я оправдываться, — что это просто более естественно…

— Более естественно?! — взвилась Наташа. — Тебе напомнить, как… Я от тебя это слышу?!

— Да, от меня!

— Ты продаёшь нашу человеческую, душевную близость за… за животное удовольствие!

— У нас не было никакого «животного удовольствия»! — вспыхнула я. — И, знаешь — не тебе говорить! Не тебе, которая…

Я даже не глядела на неё в своём гневе — а, случайно бросив взгляд, увидела, что она плачет. Мой гнев как рукой сняло. Я подсела ближе, осторожно, нежно провела ладонью по её мокрой щеке.

— Я не виновата, что так устроена, — прошептала Наташа.

— А я не виновата, что устроена иначе, — ответила я грустно и тихо.

И как хорошо было бы тогда поставить точку! Но нет, она упрямо продолжала, гордость не давала ей остановиться:

— Я не стыжусь того, как я живу и чувствую. Вы все — вы стыдитесь! Прячетесь по углам! Скрываетесь! А я нет!

— Наташа, перестань, мы не на стадионе, тебе не нужно со мной соревноваться!

— Неужели ты не видишь, что я лучше его? — вдруг выдала подруга.

— Что? — не поняла я.

— Я лучше, потому что честнее! Этот старый козлина спит и видит, как бы затащить тебя, семнадцатилетнюю дуру, в постель…

— Я не готова разговаривать об этом в таком тоне и таким языком!

— …И при этом рассуждает про свободу выбора — ты и уши развесила! А я не вру, по крайней мере!

— Тася, перестань, пожалуйста, блажить на пустом месте! Если уж на то пошлó, то ты тоже не ходишь с радужным знаменем через плечо! У тебя на этой дурацкой висюльке — дурацкой, кстати, безвкусной, прости, пожалуйста! — написано ΟΡΘΟΔΟΞΙΑ Η ΘΑΝΑΤΟΣ[6], а не «Лесбиянки всех стран, объединяйтесь!»!

— То есть это упрёк в мой адрес? Это упрёк в трусости, да?

— Нет, это не упрёк, а наоборот: взрослые люди в обществе придерживаются общепринятых моральных норм, это не обязательно делает их непорядочными.

— О, какая ты у нас взрослая стала! — глаза у неё сверкали. — Ну да, я забыла: с кем поведёшься…

— А ты стала хуже подростка! Не иначе как завела себе новую «любовь всей жизни», из седьмого класса! — я тоже не лезла за словом в карман, и язычок у меня тоже был подвешен как надо.

— Из седьмого, из седьмого! Ты сомневаешься в том, что я смогу это сделать?

— Завести пассию из седьмого класса?

— Нет: заявить о своей ориентации при всех!

— Ничуть не сомневаюсь, только ничего хуже, глупей и безвкусней ты точно не сможешь придумать!

— Это всё, что ты мне хочешь сказать?

— Ты что-то ещё хочешь услышать?

— Иди спать! — резко бросила мне Наташа. — Набирайся сил перед учебным днём! Завтра ведь английский, а ты не выспалась! Будут круги под глазами, Александр Михайлович не оценит.

— Никуда я не пойду! — взбунтовалась я. — Может быть, ты бросишь уже, наконец, свои мужицкие замашки и перестанешь мной командовать? Я тебя, между прочим, на целых полгода старше!

— Полгода, конечно, всё меняют… Тогда я уйду!

— А это сколько угодно!

Наташа удалилась, гордо держа голову. Я, оставшаяся на скамейке, бросила взгляд на светящиеся электрические часы в коридоре. Начинался новый день. Долгий, бурный, насыщенный день…