Посеянное зерно дало свои всходы, причём почти сразу же. Я хоть и не предполагала, что это случится так скоро, но предчувствие чего-то дурного у меня было. «Надо ещё раз поговорить с ней! — вертелось у меня в голове всё утро. — Надо поговорить!» Но когда бы я смогла это сделать?! Не успела я оглянуться, как пролетели первые четыре урока и настало время английского языка.
Ничего провокационного на очередном занятии не разбиралось: мы занимались какой-то проходной темой, грамматикой, кажется. А сердце у меня было не на месте: тоскливо я считала минуты до конца сдвоенного урока, тихо радуясь про себя, что вот, уже час прошёл, а никакой беды не случилось. Сглазила…
Учитель задал вопрос (уже не могу его припомнить). Наташа подняла руку и после его кивка встала с места, хотя обычно не вставала, да и вообще на уроках английского это было не очень принято. Сердце у меня ухнуло вниз: я сразу почувствовала, что ничем хорошим это не кончится.
— Александр Михайлович, извините за то, что ответ будет не по теме. Я хотела бы вам сказать «спасибо».
— What for?[7] — поднял брови Азуров.
— За то, что на прошлом уроке вы не испугались затронуть актуальный и важный для многих вопрос, а также призвали нас не бояться обсуждать проблемы сексуальных меньшинств вслух.
— Thank you very much, even though it was not quite what I meant last time… You can sit down, Nathalie,[8] — предложил педагог.
— Я ещё не закончила! Вы дали мне мужество, — отчеканила Наташа. — Именно следуя вашему призыву, я сейчас тоже не боюсь публично признаться в том, что являюсь лесбиянкой и живу половой жизнью с женщинами.
В классе стало так тихо, что, наверное, слышно было бы упавшую канцелярскую скрепку. Как назло, даже скрепка не падала.
Я невольно расстегнула верхнюю пуговицу платья: воздуха не хватало.
Педагог полуоткрыл рот. На его лице отразилась почти физическая боль.
— Зачем вы так поступаете? — произнёс он негромко, по-русски.
— Это моё дело! — высокомерно отозвалась Наташа. — Я, наверное, могу сесть?
— Делайте что хотите…
Кое-как Александр Михайлович довёл урок до конца, дав нам какое-то письменное задание и заодно, сразу, домашнее. Дерзость прозвучавшего в воздухе вызова всем нам продолжала давить на каждого, даже обычных перешёптываний не было слышно. После того, как прозвенел звонок и педагог вышел из класса, Олю Смирнову прорвало:
— Что?! это?! такое?!
Незабываемую интонацию, с которой она это воскликнула, я до сих пор помню…
— Сейчас начнётся холивар, — процедила Наташа сквозь зубы. И оказалась права, конечно. Holy war[9] уже разгорался (разгоралась?) вовсю.
— Наташка, ты совсем стыд потеряла или как?!
— Ещё бы труселя свои сняла грязные и размахивала бы ими над головой!
— Чтó вы на неё орёте, она просто сказала, что думает — а вам слабó?! Вам завидно, что вы так не можете, вот вы и беситесь!
— Кто из нас бесится, так это ты! В зеркало на себя посмотри!
— Вы лучше на Дашу гляньте, на ней лица нет! Поступила, называется, Дашенька в православную школу — чтобы про лесбиянок слушать, конечно! Да, Дашенька?
— Давайте здесь вообще реалити-шоу замутим, чего стесняться! Танцы на шесте! Гоу-гоу дэнс! Английский как раз пригодится!
— Девочки, — жалко промямлила я, — я как староста считаю, что… Это дурно, конечно, и по отношению к педагогу тоже некрасиво, но… Может быть, надо как-то культурно, цивилизованно…
— Ты её защищаешь, что ли? — тут же набросилась на меня парочка «благоверных», да и другие тоже переключились на меня:
— «Культурно, цивилизованно» — очень хорошо, а это как?! Предлагай, пожалуйста, как теперь поступать «цивилизованно», если ты такая умная!
— У меня голова болит… Я пойду на обед, можно, девочки? — пробормотала я и, не дожидаясь ничьего разрешения, вышла из класса, быстро собрав свои вещи.
— Да, всё ясно, сбегаем от проблем! — слышала я за своей спиной.
— Как Лот и Лотова жена. Гляди, Алка, не оборачивайся!
— Ты на что это намекаешь: что она умнее всех поступила?
— Да уж конечно не глупее тебя, которая орёт на всю Ивановскую!
Ближе к концу большой перемены ко мне подошла Оля Смирнова и безапелляционно сообщила:
— Мы решили сразу после информатики провести собрание класса.
— Пожалуйста… — растерялась я. — Где?
— В Комнате отдыха.
— Ты мне зачем сообщаешь?
— Потому что ты староста и тебе неплохо присутствовать, так-то!
— Я… я постараюсь…
— Постарайся, очень тебя просим! Это ведь ты предложила!
— Я?! — изумилась я. — Чтó я предложила?
— Провести собрание класса!
— Я этого не предлагала…
— А надо, чтобы предложила!
— Не понимаю…
— Очень жаль, что не понимаешь! Я повторю: надо, чтобы именно ты как староста предложила это сделать!
— Почему кто угодно не может?
— Потому что если «кто угодно», то это бунт, безобразие и… неизвестно что, а если староста класса, то это самоуправление школьного коллектива! Там мне сказать девочкам, что ты объявила общее собрание?
— Ты, Оленька, на меня переводишь стрелочку?