Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Далеко я уйти не смогла, ноги подкашивались. Рядом с гимназией стояли жилые дома. В их дворе, посередине, была оформлена клумба: вкопанными в землю до половины и раскрашенными в весёленькие цвета старыми покрышками, как это часто водится. Я присела на одну из таких покрышек и оцепенела, замерзая.

Даже уже и слёз не было. Было — ощущение катастрофы, конца жизни. Всех, кого любила, я нечаянно предала, без всякой пользы для себя и для них тоже. Кто меня, на самом деле, тянул за язык? Чтó я предотвратила, кому помогла своим прилюдным обнажением? Всё равно же напишут своё дурацкое коллективное письмо!

Замёрзшими пальцами я набрала на телефоне и отправила Александру Михайловичу сообщение.

А. М., всё так ужасно, что дальше некуда. Я попыталась Вас защитить и опозорилась перед всем классом. Я теперь тоже грязная извращенка, правда, «Господь всех прощает», и на том спасибо. Я сижу сейчас во дворе рядом с гимназией, там, где клумба, и всерьёз думаю, не шагнуть ли мне с моста. Это не попытка манипулирования, не подумайте. Просто девичья истерика. Но плохо — очень. И про мост тоже правда. Если бы Вы только поговорили со мной три минуты по телефону, мне было бы легче…

Само собой, страшно в семнадцать лет писать такое человеку почти чужому, а особенно тому, кто вдвое старше тебя, но глухое отчаяние имеет свои достоинства: при нём перестаёшь бояться. Всё самое ужасное уже случилось. Чтó может произойти хуже того, что было? Он не ответит? Он и так не ответил на моё последнее письмо.

«Тебе надо было Наташе отправлять сообщение, — прокомментировал насмешливый внутренний голос, едва я успела нажать кнопку send. — Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Сейчас, конечно, перезвонит он тебе! Разбежалась…»

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Сигнал телефона отвлёк от меня от этих воспоминаний, горько-сладких, как калина поздней осенью. Новое письмо.

Dearest Alice,

Thank you for sharing with me your lectures as well as these vivid descriptions of your spiritual travellings. I am worried by what this sympathetic White Knight of yours told you last time. Six is a pretty good number. Don’t you think that it is the right time to stop?

Now the unpleasant part. Ms Walking has informed me of this detestable petition that demands to discharge you as a teacher. Last two years, such unpleasant occurrences happen on almost a regular basis. I am sick and tired of this Neo-Bolshevism that requires to tailor the curriculum to the needs—or, rather, to the wild whims—of our students. ‘There is nothing here to worry about,’ I would be happy to say, but, as bad luck has it, your ‘case’ will be discussed in the meeting of the Academic Board that is scheduled for this Friday.

Fortunately enough, all your lessons will be given before the actual meeting takes place which means to say that you are free not to attend it if you have no wish to do so.

I will do my best to be at the meeting in person but may be deterred from my duties because of a few medical problems I have now. Be it as it may, I will almost certainly be in London in some days.

Very truly yours,

Gilbert[10]

Едва я успела дочитать это письмо до конца, как пришло ещё одно, короткое, от того же адресата.

Imagine the worst happens. Imagine the college administration suspends you as a teacher even before the meeting of the Board. What a great loss for your course that will be! Could you please promise me you will go on writing your lectures?[11]

Я не смогла не улыбнуться грустной улыбкой, прочитав этот постскриптум. Как всё же старшее поколение британцев умеет бережно коснуться болезненных тем и подсластить при необходимости пилюлю! Вот уж и правда «большая потеря», в самом деле! И всё же лестно: спасибо, сэр Гилберт, хотя бы за попытку сделать так, чтобы я не совсем повесила нос. Или он и вправду искренен? Тогда вдвойне трогательно. Что ж, всё сказано, все опасности названы по имени. Не только контракт со мной почти наверняка не продлят, но и «приостановить» оставшуюся часть моего курса могут в любую секунду. (Экая вежливая формулировка! Да, здесь все — мастера вежливости.) А вы пишите, душенька, пишите ваши лекции! Ради вечности, так сказать, ради мировой культуры. Пора кончать страдать ерундой, раз уж мне все наперебой это советуют, от английских баронетов до русских религиозных философов, и приниматься за поиски новой работы. А в Святую Русь я всё же попробую сегодня отправиться. Хоть бы глянуть одним глазком, какая она из себя. Эх, пустят ли меня ещё туда! Такую взъерошенную, такую беспомощную, такую бестолковую…

○ ○ ○ ○ ○ ○ ○

Пустили. И с первых секунд у меня перехватило дыхание (если в этом мире есть дыхание, конечно!).