Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Жидкость в стаканах и правда светлела, а сами они из картонных постепенно превращались в стеклянные: разномастные, с выщерблинами. Реальность здесь менялась неприметно, но неизбежно, словно ваш насмешливый сотрудник, который купил сотню футболок всех оттенков от белого до синего и каждый день надевал одну из них, будто специально для того, чтобы заставить вас задуматься, всё ли у вас в порядке с головой. Я вдруг с лёгким ужасом поняла, что это — не Нижние Грязищи, а Хылайт. (Впрочем, чему ужасаться! Снявши голову, по волосам не плачут.) Не верьте никому, кто скажет, будто Хылайт похож на the sea of monsters из Yellow Submarine[4], где пёстрые, прихотливые и, по сути, безвредные зверушки постоянно меняют форму, радуя глаз разнообразием цветов. Наш, отечественный Хылайт выглядит именно как стакан самогона, оборачивающийся рюмкой водки, и наоборот. Непатриотичная строчка, увы, — подозреваю, правда, что Helllite в пространстве других культур выглядит ничуть не лучше.

— Эх, жрачки бы! — мечтательно вздохнул один из персонажей, залпом выпив из своего стакана и занюхав рукавом. — Рыбки бы вяленой, пескариков там…

— Ща, будет тебе жрачка, аккурат в пять часов!

— В пять обещали видосики! — слабо возмутился самый молодой. Он выглядел несколько приличнее остальных, и я решила обратиться к нему с естественным вопросом:

— Послушайте, что вы такого сотворили на Земле? Чем вы провинились, что оказались здесь?

— Я? — поразился парнишка. — Вы это меня спрашиваете? Ничего я не творил, ничем я не винился, не надо тут… Жил как все, ютюб смотрел, телик, мемасики… Ну, прибухивал, как все… Что вы начинаете сразу? И хуже люди живут!

— Очень вдохновляюще… — заметила я вполголоса.

— Что говорите? — с подозрением уточнил молодой, но двое его старших товарищей не дали ему выяснить, чтó я говорю, энергично завопив:

— Едет! Едет!

Над обеими мусорными кучами наискось проходило нечто вроде стального троса. Трос двигался и, словно на мясокомбинате, вёз в нашем направлении здоровенную тушу, висящую на крюке. Туша напоминала известного телеведущего, только в голом виде и отчего-то без глаз. Доехав до кучи с бытовым мусором, туша расстегнулась, будто кто-то распорол её сверху донизу ловким движением, и из неё, как из мешка, посыпались малоаппетитные остатки пищи.

— Фу, дрянь какая! — возмутился «придирчивый». — Я это жрать не буду!

— А мелкому опять видосов не подвезли, ха-ха! — посмеялся самый старший и нравоучительно обратился к приятелю: — Дебил, что ль? Жрать не будешь — тебя отседова быстро выкинут ещё ниже!

— Нет, а вдруг оно червивое… — озабоченно проговорил молодой. Лица его приятелей сразу вытянулись.

— Ты нормальный? — яростным шёпотом обратился к нему «придирчивый». — Смотри, накличешь!

— Ничего я не накличу!

— Накли…

Глаза старшего, который наблюдал мусорную кучу, вдруг в ужасе расширились.

— Атас! — крикнул он, перебив «придирчивого». Тут же вся компания снялась с табуретов — те давно стали ящиками — и бросилась к дыре в бетонной стене, которая за это время несколько раз успела поменять форму. Не без труда протиснувшись через дыру, трое скрылись с глаз.

Вдогонку им из мусорной кучи проворно поползли короткие и жирные грязно-белые черви с хищной круглой пастью, каждый — величиной с кошку. Я встала на ноги с брезгливым ужасом — но им я была, к счастью, неинтересна. Два червя прогрызли две дыры в бетонной стене, и оставшийся выводок потянулся через эти дыры. Что ж, соотечественники, удачи вам, и желаю не останавливаться на бегу…

Бесполый бес, сидевший неподалёку, дёрнул мой поводок. К нам уже подходила его напарница, в руках она несла пропечатанную бумагу и большой бесформенный кусок угля. Бросив этот кусок мне под ноги, она равнодушно гавкнула:

— Draw the door![5]

Пожав плечами, я подобрала уголь и нарисовала на бетонной стене прямоугольник.

Очерченный кусок стены немедленно провалился, обнажив за собой черноту. Негритянка, взяв один из ящиков, верней, поленьев, которыми те успели обернуться, неласково толкнула меня этим поленом в спину, и я повалилась в черноту следом за «дверью».

Если в Хылайте на дворе был хмурый осенний день, то в новом мире — кромешная ночь с чёрным, как глубокий колодец, небом. Горели, впрочем, фонари, освещая мрачные улицы в стиле hi-tech: все поверхности здесь лоснились то ли металлом, то ли гладким пластиком. Ни деревца, ни куста, ни травинки. Воздух был липким и душным, словно вечером на очень жарком юге.

Негритянка уковыляла за очередной печатью. Бесполый бес небрежно бросил:

— I don’t mind if you walk around. Can peep into one of those cells, too. Should be instructive.[6]

Под «кельями» или «камерами» он, очевидно, понимал почти квадратные двери в стене ближайшего барака, которые повторялись на одинаковом расстоянии через каждые три метра. Вдоль галереи второго этажа шли точно такие же двери. Окна в этом здании-коробке отсутствовали.

Могла в его предложении, конечно, крыться и ловушка, но что мне было терять? Пожав плечами и лаконично поблагодарив, я бестрепетно направилась к ближайшей двери. Постучала в неё.