Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Голгофа — это не мир, а путь. Когда она пройдена, ничто не препятствует идти дальше. Ты свободна.

— Как же мне подняться? — растерялась я.

На лице Владыки Севера впервые появилось нечто, похожее на насмешку:

— Чтó: спуститься смогли, а подняться не умеем? Я не собираюсь тебе помогать. Но подсказку дам.

Он вновь взял отброшенную бумагу, поднёс ко рту, воспламенил дыханием, очертил ей небрежный круг в горизонтальной плоскости и отбросил догорать в сторону. Очерченный круг медленно спустился к моим ногам, обрастая материей, отвердевая и уплотняясь.

— Садись на этот диск, закрой глаза и размышляй о том, что является для нас противоположностью красоты и доблести, — пояснил Демон. — Тогда тяжесть этих тиранических мыслей, если найдёшь их в достатке, утянет тебя вверх, в область вашего рабского человечьего существования. Ну, а если не найдёшь, застрянешь в какой-нибудь промежуточной области, и поделом тебе.

Я ещё раз склонила голову, безмолвно благодаря.

— Не за что, — повторил Владыка Севера. — Это мне ничего не стóит, — он послал мне образ «морского чёрта», или донного удильщика. Донный удильщик, говорил этот образ, имеет на голове специальный светящийся отросток-удочку, которым заманивает глупых рыбёшек в свою пасть. Этот отросток — единственное, что в нём светится, всё остальное в этом хищнике чернее ночи, да и сам его маячок излучает свет вовсе не с целями благотворительности. Но иногда удочка донного удильщика может нечаянно спасти некую рыбку поумнее, осветив ей вход в спасительную пещеру. Всё это было разъяснено одной-единственной яркой картинкой. — Поторопись, — добавил он. — Я в этом мире не один.

Он развернулся и пошёл прочь, а я действительно поспешила воспользоваться его советом. У меня имелись, к счастью, светлые воспоминания, я уже знала, чтó буду воскрешать в памяти.

* * * * * * * *

Тёплая шаль легла мне на плечи.

— Наташа, — пробормотала я, грустно улыбнувшись, и провела рукой по ткани.

Странная бахрома, я не помнила такой на Наташиной шали. И вообще, это была не шаль, а клетчатый плед, а значит, может быть, вовсе не Наташа…

Я вскочила на ноги, обернулась. Александр Михайлович отступил на шаг назад.

— Так бы сейчас и кинулась вам на шею, — выронила я нечаянное.

— Не нужно, спасибо, — он улыбался, но отвёл взгляд. — Да и вообще, мы…

— Мы слишком близко от нашей гимназии, вы это хотите сказать?

— В общем-то да…

— Мне можно поехать с вами? — отчаянно предложила я. — Куда угодно!

— Я ожидал чего-то такого, — задумчиво, серьёзно ответил Александр Михайлович. — Видите, даже такси не отпустил. Но, если честно, меня сильно беспокоит, как это всё выглядит…

— Если бы вы боялись, как это выглядит, то есть со стороны, вы бы не приехали!

— А я не боюсь, и я не про «со стороны», я про себя самого.

— Вы, может быть, подумали, что я вас так завлекаю?! — вдруг сообразила я. — Честное слово, нет! Мне… я всю правду написала вам, всю!

Мои ещё красные глаза, наверное, убеждали в этом и сами по себе.

— Хорошо! — решился он. — Пожалуйста, садитесь. И то: зачем мёрзнуть на улице…