Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Про табакерку я соврала, конечно — та осталась в пустыне, — но заодно сообразила, как табакерка связана с правящей династией и почему нашлась в следе лошади Всадника. Не знаю, что подействовало, упоминание табакерки или «Слазь!», которое здесь было магическим словом, но водитель испуганно затормозил и, даже не заглушив мотора, выскочил из кабины. Едва он хлопнул дверью, как стены фургона от удара обвалились в разные стороны. Урка, буркнув себе под нос что-то, что могло означать «До свиданья!», слез с грузовика и скрылся в ближайшей подворотне. Старушка с рыжими волосами убежала ещё раньше, не попрощавшись.

Ступив на тротуар, я огляделась вокруг. Град-на-Неверии предсказуемо напоминал Петербург, но во всю длину прямого как стрела и бесконечно унылого проспекта не наблюдалось ни одной церкви. Да и вообще ничего не было на этом проспекте, ни человека, ни деревца — ничего, кроме ровной стены домов с рядами прямоугольных окон слева и справа.

Да вот же и «Канцелярiя»: тёмно-зелёный четырёхэтажный дом и табличка у входа!

С большим трудом я поднялась на последний этаж по узкой, плохо освещённой, грязной лестнице, выкрашенной до уровня плеча в болотный цвет. На площадке второго этажа дверь была полуоткрыта, а запахи отчётливо намекали, что за этой дверью кто-то умер — и тело убирать никто не торопится. Ноги болели не как во сне, а совершенно по-настоящему. Сон ли это вообще, и если сон, то что за бесконечный кошмар? Дверь на последнем этаже хоть и не имела таблички, но выглядела по-казённому. Навалившись на неё всем телом, я вошла в контору: длинный ряд из четырёх соединённых помещений, прокуренных, тесных и битком-набитых другими посетителями. Человек сто стояло в общей очереди, не меньше. Около дюжины, правда, сидели на колченогих табуретах и сияли от счастья по поводу того, что им не приходится стоять.

Я пристроилась в конец очереди, пошатываясь от духоты и усталости. Очередь еле двигалась; покойники в ней, впрочем, не унывали, а жили своей насыщенной жизнью, спорили, торговались, осуждали отсутствующих, травили байки и небылицы. До меня долетали обрывки разговоров разных людей, которые сливались в одно тягомотное заунывье.

— …«За борьбу с тиранией» в мирное время не дают, это ты, положим, врёшь. Это вообще одна из высших наград, так что не надо тут… А вот на «Друга демократии» у тебя есть шансы. Но придётся, конечно, документы собрать. А ты как думал? Если хочешь в жизни чего добиться — крутиться надо. Тридцать семь позиций. Могу по памяти сказать: интересует? Записывать будешь? Если до конца месяца успеешь — везуха, а в новом месяце новые требования будут, это как пить дать, парень… Говоришь, засомневался нужно ли это вообще? Нет, ты дурак или как? Ты, вообще, в курсе, что право на собственную недвижимость получают только имеющие награды лица? Одна медаль — один квадратный метр. У кого две медали, тому, соответственно, два квадратных метра. Правда, ради двух медалей надо вообще в лепёшку расшибиться… Ну да, это всё будет из дерева, проще говоря, сарай. Да, он сгниёт через десять лет: сам знаешь, климат. Но сам факт, сам статус! Ты много здесь видал людей, у кого есть собственная недвижимость, а не койко-место? А? Вот, то-то же!

— …Женщина, не трогайте меня руками, я тоже могу тронуть! Если будете орать, я вам откушу ухо! Что значит «При чём здесь логика» — я не про логику, я вам ухо откушу!

— …Через Неелово я тебе не советую ехать. Там гиблый край, стаи навальнят, набрасываются на человека — и всё, нету человека. Через Неурожайку картина примерно та же. Через Горелово тоже не советую: там руины какого-то храма — очень опасно, очень! Чем опасно? А излучение как же? Нет, я сам не бывал! Люди говорят…

— …Амалия, конечно, чумичка. Но и Катерина тоже, если разобраться, немногим лучше. «В ноги царю, в ноги царю!» — всё, замарала себя навеки. Кто после этого её рукопожмёт? Какое там рукопожмёт! Да с ней после этого никто в поле срать не сядеть! Только разве Алексей Анатольевич, да и то по великой милости…

— …Любовь к этой стране — это бацилла. Она заражает, и уже не вылечишься. Ещё любовь к этой стране — это раненый зверь, вроде лисы. Выглядит умилительно, но зверь — дикий, хищник, убийца. Ты его пожалеешь, спрячешь за пазуху — а он тебе выест внутренности. Вот так он и проповедовал. Великого ума был человек! Кому сейчас интересны великие люди? Измельчали мы все, выдохлись, скукожились…