Русское зазеркалье (двуязычная версия)

— Massacre of Balaclava, — прошептала я.

— Что-что?

— Резня под Балаклавой, говорю.

— Резня, да — а ты мне только скажи: их разве сюда кто-то звал? Их разве приглашали? Пойдём! — он отбросил окурок. — Сейчас эти… демоны-мозгоклюи будут их шáмать и в ад сволакивать. Не для девушки зрелище.

…Штабная землянка была на самом деле полуземлянкой: под крышей по всему периметру шли маленькие оконца, дававшие немного света. С большого стола самого простецкого вида по её центру убрали карты — вместо них дежурный раздавал всем сидящим алюминиевые миски. Комбат, смущённо, почти по-мальчишески улыбаясь, представил меня взводным командирам и «спецам»:

— Ребята, это Аля, с Земли, знакомьтесь. Аля, ребята: Олег, Саша, Магомет, Роман, Марат…

Я, весело улыбаясь, пожимала руку каждому (на английский манер, еле встряхивая) — меня тоже щадили, деликатно беря мою ладошку за самые кончики пальцев. Подумав, я села за левую от командира сторону стола, где было посвободней.

Дежурный по кухне внёс и натужно приземлил в центр стола большой котелок с варёной картошкой, вызвавший возгласы бурного одобрения.

— Ребят, а картошка у вас тоже тут… из мыслей делается? — поинтересовалась я, беря себе одну картофелину, как и большинство — прямо руками. Мне ответили дружным хохотом и репликам вроде:

— Это, про мысли, Дизель вечно свою тему задвигает…

— Сам ты Дизель, — беззлобно огрызнулся Комбат. — Говорил же я тебе, что я не Дизель…

— Вин Дизель, значит, ха-ха! Извиняй, Комбат, шутка дурацкая…

— А ну вас, черти лысые… — командир и сам рассмеялся этому глупому очередному прозвищу. Вообще, здесь в минуту отдыха все были на короткой ноге с командиром, но чувствовалось: закончится обед, Комбат своим негромким, обычным голосом поставит задачи, и те, кто шутил про вин Дизеля, посуровев лицом, возьмут под козырёк.

Рядом со мной сидел, видимо, военспец, отличавшийся от всех новой, пиксельной униформой без знаков различия: скуластый коротко стриженый мужчина в тёмных очках. Где я его могла видеть?

— Мне кажется, я вас знаю! — без обиняков обратилась я к соседу.

— Витю-миномётчика много кто знает, — прокомментировал один из взводных. — Он свои дули отливает и фигачит на ту сторону через бромфилд-машину. Он у нас, Аля, как и вы, в гостях, а не на постоянке.

Миномётчик снял очки — поглядел на меня так знакомым его читателям ироничным взглядом.

— Виктор Олегович! — ахнула я; общее веселье сопроводило моё узнавание. — Вы ведь ещё живой — здесь какими судьбами?

— Каждый раз, когда я засыпаю, — стал брезгливо-устало пояснять военспец, — я ожидаю оказаться в чистых чертогах освобождённого ума. А вместо этого моя карма с железным постоянством раз за разом тащит меня в эту дикую русскую Вальхаллу, и я попадаю…

— Ха-ха, он попадает в один окоп с людьми, с которыми бы в жизни в одном поле срать не сел — да, Витя? А-ха-ха! — веселились взводные.

— Ребята, девушка за столом, — негромко заметил Комбат, и только после этого буйное веселье чуть улеглось.

— Вы нас извините, Аля, мы тут все простые люди, — с улыбкой попросил меня Саша-Прохор.

— Ой, Саша, перестаньте, — ответила я ему, тоже с улыбкой. — Я не хрустальная принцесса: я в жизни, на Земле, почти уже старая тётенька… И что, вам это, правда, противно, вы брезгуете здесь сидеть? — это я снова обращалась к военспецу. Миномётчик развёл руками:

— Да нет, нет! Почему брезгую — радуюсь! И вообще, принимаю свою карму: днём я смеюсь над другими — ночью другие смеются надо мной…

Рация в нагрудном кармане Комбата захрипела, буркнула пару слов — Комбат поднёс её к уху, послушал, коротко ответил, дал отбой. Объявил:

— В общем, личному составу после обеда отдых два часа. И, как его… там духовой оркестр приехал на Круг.

Последнее объявление встретили очередные одобрительные возгласы — и я меньше чем за минуту получила три приглашения на танец от трёх разных людей.

— Спасибо, ребята, спасибо милые! — объявила я всем. — Всем вынуждена отказать: я иду с вашим командиром!

— …Вот ещё, Алька, придумала тоже, — ворчал Комбат, пока мы шли через берёзовую рощу (там и сям бойцы стояли в очередь к полевой кухне, перебрасывались кожаным мячом или в картишки, подтягивались на перекладине между двух деревьев, стирали и сушили на верёвках нательное). — Я и танцевать-то не умею…

— Я тебя научу.

— Зачем это всё? Шла бы с Саней, он ведь герой, знаешь? Он огонь на себя вызывал, ты в курсе? А я герой, что ли, по-твоему?

— Он герой, а ты дурак!

— Вот теперь и обозвали…

На широкой круглой поляне (я только сейчас поняла, почему танцплощадки в тридцатых годах прошлого века называли «кругом») по всему краю рассаживались бойцы — на пустые ящики, на перевёрнутые вёдра, просто на землю. С откинутого борта «Полуторки» на импровизированную сцену выгружался духовой оркестр. Музыканты пробовали инструменты.

— Мистер Джойс! — весело окликнула я ещё одно заочно знакомое лицо. — Это ведь вы, правда?

Дирижёр слегка поклонился, прижимая к правой груди руку в белой перчатке. Произнёс с акцентом:

— Это есть я, взаправду. Каковы ваши предпочтения для начала?

— «Осенний сон», конечно!