— А мне-то что?
— Тебе ничего, а просто бойцы спрашивают…
— Ну, иди, иди, — разрешил Комбат. — Отпускаю, заслужил. Алю вон возьми…
Жёлтая листва берёз до поры до времени закрывала от нас небо — но на круглой поляне оно вдруг раздалось во всю ширь: совсем тёмное, почти чёрное небо с огромными по меркам земных, фантастическими звёздами.
Медленно, задумчиво, словно исполняя новый странный танец, бойцы один за другим выходили на середину круга и поднимали глаза вверх. Тогда одна из звёзд начинала дрожать — и вдруг стремительно срывалась вниз.
Одна, вспыхнув красным, тут же погасала, превращаясь, скажем, в ящик с патронами или сухим пайком — подхватив такой ящик, боец отходил в сторону, освобождая место следующему.
Другая, цветом обычно оранжевая, разделялась в воздухе на несколько, которые приземлялись бойцу на погоны — или на петлицы — и затвердевали маленькими жёлтыми звёздочками или, скажем, красными «кубарями». Отходил в сторону и этот, с довольной ухмылкой.
А для третьего расцветала в ночном небе жёлтая звёзда, похожая на трепетный живой цветок.
Прочерчивая в своём падении красивый длинный шлейф, она у самой земли давала такую яркую вспышку, что было больно смотреть глазам.
А когда вспышка гасла, на месте затянутого в гимнастёрку или «цифру» солдата стояло новое существо, слабым свечением само похожее на звезду, только в преображённых чертах лица сохранившее с прошлым собой слабое подобие. Это новое существо сразу начинало подниматься вверх, при этом тая в небе. Бывшие товарищи провожали его безмолвными жестами прощания: вскинутой ладонью или двумя руками, соединёнными в рукопожатии над головой.
— Прощай, Саша, — едва успела я шепнуть, когда мой провожатый тоже шагнул в середину круга. Я заранее знала, что его ждёт именно жёлтая звёздочка.
Звёзды всё падали и падали — их было ещё очень много, звёзд всех цветов для именитых и безвестных русских героев…
А ведь Комбат отсиживается в землянке! — вдруг поняла я. Не первый и не второй звездопад, наверное…
Да, именно так: он был в землянке и, щурясь при слабом свете керосиновой лампы, набивал патронами пустую пулемётную ленту (очень, конечно, при звездопаде необходимое занятие).
— Арсен! — крикнула я с порога, только тогда вспомнив его земное имя, и опустилась рядом с ним на колени, пытаясь поймать его за руку. — Арсен, милый, почему, зачем?
— Ты не понимаешь, Аля — зашептал он, выдёргивая руку, быстро, горячо. — Я мог уйти в первый день, меня никто не держал. Что я там забыл, в вашем раю? Нужен мне ваш рай как собаке пятая нога! Что за слово вообще такое пошлое? Здесь-то кто останется? Сегодня придёт серия «двухсотых» — кто их будет тренировать, Витя-миномётчик? Таким, как Витя, доверь, конечно…
— За тобой придут другие командиры — почему ты думаешь, что их не будет?
— Будут, будут! Только я тоже останусь, до талого, у нас, знаешь, в Коми так говорят. Ты лучше… Аль, ты скоро вернёшься. Ты напиши моей жене…
— Какой из двух? — не смогла я не улыбнуться.
— …Передай, что жив, здоров, посылаю привет, деткам тоже… Или хоть опубликуй где, вдруг прочитают… Какой из двух? Обеим. Осуждаешь, да? Ну да, глупо немного так вышло.
— Осуждаю? Какой же ты дурак, Арсен! Знаешь что? — решилась я. — Я принесу тебе звезду! Прямо сюда — только не уходи, хорошо?
И я действительно выскочила на улицу, добежала до Круга за минуту.
— Ребята, подождите, дайте мне выйти! — попросила я. — Мне для командира…
Бойцы почтительно расступились.
Выйдя на самую середину, я подставила ладони небу — и мне в эти ладони опустилась жёлтая звёздочка, живая, искрящаяся, электрическая, лёгкая, совсем не страшная.
Бережно, как хрупкий цветок, я донесла её до землянки командира и спустилась в землянку с ней в руках.
Комбата в землянке не было.
Звёздочка, огорчённо мигнув, начала гаснуть.
— Нет-нет, ты не погаснешь! — прошептала я, доставая из кармана гимнастёрки зеркальце. Зеркальце я положила на высокий ящик, служивший столом, а звёздочку — на зеркальце, чтобы ненароком её не запачкать. — Мы ведь дождёмся Комбата, правда? И ты не погаснешь…
И долго, долго я сидела так, слушая треск дров в печи, глядя на угасающую звёздочку, пока не поняла, что печь — это на самом деле камин, а зеркальце — осветившийся экран моего телефона, что я давно нахожусь в темноте своей комнатки-студии на Eversholt street. Только слёзы в глазах — только они были настоящими.
[1] The English translation was submitted by
[2] Уважаемые студенты, сегодняшний разговор посвящён военным песням, как в Советской России, так и в России сегодняшнего дня. Одну из этих песен мы разберём более подробно. Но прежде чем мы обратимся к этой песне, я должна сказать несколько слов о самом жанре.