Русское зазеркалье (двуязычная версия)

Что такое для вас военная песня? Может быть, марш, вдохновляющий солдат не сбавлять шаг на переходе, что-то наподобие «Марша британских гренадёров»? Или это — весёлая народная песенка, что-то вроде «Женишься ли ты на мне, солдатик?»? Или это — сентиментальное сочинение в духе «Мы встретимся снова», британской песни 1939 года, которую сделала известной певица Вера Линн, то есть нечто, находящее отклик в сердцах солдат, идущих в бой, как и в сердцах их близких и любимых? Или это — антивоенная песня, открывающая нам то, как жестока война, что-то в стиле «Дитя войны» [ирландской рок-группы] The Cranberries?

И советская, и российская музыкальная культура содержат в себе всё это, предоставляя нам богатый выбор как маршей, так и сентиментальных мелодий, как официальных гимноподобных сочинений, вдохновлявших советских граждан на борьбу с врагом, так и народных песен, — все они тем или иным образом связаны с войной. Как все эти песни вписываются в наш курс? Даже если учесть, что все эти старые, очень старые песни согревали сердца наших прадедов, каким образом они могут оказаться значимы для кого-то, жившего в девяностые годы ХХ века? Кроме того — другой важный вопрос, — есть ли у этих песен шанс оказаться значимыми для нас сегодня?

Для русского человека последний вопрос абсурден: просто потому, что Россия — государство, которое постоянно находится в состоянии войны. Пацифизм, философия ненасилия, «Занимайтесь любовью, а не войной» — все эти концепты и лозунги могут быть привлекательными для среднего европейца или, в конце концов, для Льва Толстого, но не для среднего русского. Я хорошо осознаю, что всё, что я сейчас говорю, и без того звучит провокационно. Но зайду ещё дальше и спрошу вас: почему большинство россиян не разделяет пацифистских взглядов Льва Толстого? (Можете пометить этот вопрос как вопрос к семинару, хоть я и собираюсь ответить на него сама несколько позже.)

«Потому что он был приличным человеком, в отличие от большинства из нас, кровожадных варваров» — разве не такого ответа вы от меня ожидаете? Искренне боюсь, что такой ответ промахнётся мимо цели. Видите ли, думая о Льве Толстом и о его «рукопожатности», я не могу не вспомнить один русский анекдот, очень смешной, как мне кажется — не уверена, правда, что на вас он произведёт то же впечатление. Вот он.

Утончённая пожилая леди жалуется: «Что бы сказал Лев Николаевич Толстой, если бы узнал, что русские войска — в Крыму, а Россия воюет со всем цивилизованным миром?»

Мужчина отвечает ей: «Как это ни странно, подпоручик Лев Толстой именно в описанных вами обстоятельствах обычно говорил: “Батарея, огонь!”»

Надеюсь, что у вас было время проглядеть статью о Крымской войне, которую я послала вам раньше. Думаю, должна добавить, что молодой Лев Толстой в ходе Крымской войны действительно служил офицером артиллерии и находился в Севастополе во время одиннадцатимесячной осады этого города в 1854 — 1855 годах. За своё мужество он был отмечен и произведён в поручики — может быть, именно поэтому мы, русские, признаём за ним право быть пацифистом и не держим на него зла за эту глупость.

Крымская война осталась и в анналах английской поэзии, а одно из её отражений — «Атака лёгкой кавалерии», [поэма] за авторством Альфреда Теннисона. Поэма говорит о неудавшейся военной операции с участием британской лёгкой кавалерии под командованием лорда Кардигана, предпринятой против русских войск во время битвы под Балаклавой 25 октября 1854 года, также известной под именем «резни под Балаклавой», и воспевает мужество британских лёгких драгунов.

Метёт от редута свинцовой метелью,

Редеет брига под русской шрапнелью,

Но первый рассеян оплот:

Казаки, солдаты, покинув куртины,

Бегут, обратив к неприятелю спины, —

Они, а не эти шестьсот! [Перевод Юрия Колкера.]