Я чувствую себя старой. Такой сутулой, высохшей, выцветшей – как старая гнилая тряпка, рассыпающаяся под руками. Я сгнила за два года, а гнилье не лечится. Какой бы путь не выбрала сейчас: продолжать свои вялые попытки что-то изменить, завести новых знакомых, поддаться новым увлечениям – на них не хватит сил. Кто-то должен меня направлять, кто-то должен быть рядом, чтобы контролировать мои достижения, и этот кто-то должен быть в них лично заинтересован. Этот кто-то должен ставить мне цели, называть сроки, выставлять условия и принимать результат. Этот кто-то должен быть все время рядом, чтобы чувствовать его поддержку, чтобы знать, что точно так же он помогает сотням другим. Но этот кто-то и не дал мне спуску за один провал.
Сегодня до двух часов дня я должна выложить отчет. Если не обновлю дневник, вылечу из игры автоматически. “Золотая Рыбка” не знает пощады. Хотя, стоит признать, она каждый раз дает еще один шанс. Можно дождаться следующего Старика и выполнять новые желания, а потом еще одного и еще – все так делают, это естественно. Каждую игру можно начать сначала, на то она и игра.
Вот только не для меня. Во мне не хватит запала, чтобы гореть до следующего круга. Это конец.
Надо напиться. Довести себя до состояния комода и что-нибудь устроить. Дебош, драку, гонки – что угодно. Это будет новый опыт, то, что я ищу. Вот только жалость – я не пьянею. Или можно напоить Пашку. И подтолкнуть его на дебош, драку, гонки. Но, беда, я и не подстрекатель тоже. Кругом тупик. Что остается делать? Круг потерян, в новый уже не вступлю. Самое время сказать ЗР «прощай». Можно продолжать отслеживать чужие миссии и исходить завистью. А можно удалить ее из всех вкладок и забыть. Как сон. И начать обрастать плесенью снова. И стареть, сидя за компьютером и тратя свое бесценное – невосполнимое – время на всякую чушь.
Можно успокоить себя мыслью, что я не единственная. Я вижу новое поколение, я вижу, что значат для них современные технологии, я вижу их общение и знаю их образ жизни. Еще пять, десять, пятнадцать лет – и таких никчемных как я будут миллионы. Мы станем прародителями новой эпохи – эпохи деградации человека. Я буду стоять у его истоков. Будут там и такие, как Серый_Мыш или Tuman или Сергей – но мы задавим их численностью. Затрем. Замажем и вычеркнем из своих жизней как вечное напоминание о том, как бессмысленны сами. Мы их сожрем.
Как там мой упырь?
Жаль, что я его потеряла. Понятия не имею, что сделала бы, столкнись с ним сейчас лицом к лицу. Что-то подсказывает, что схватила бы за ворот и трясла, трясла, трясла, пока зубы не отвалятся. Сколько времени из-за него потеряно. И колено ноет до сих пор. Найду и съем. А потом найду Серого_Мыша, и Rezца, и Урана, и Василису Прекрасную. И съем их тоже. За то, что живые. А я – нет.
Паша не один: я вижу затылок сидящего напротив него человека. Разворачиваюсь – каков мерзавец – но он замечает меня раньше, машет рукой. Велик соблазн притвориться и уйти, но его собеседник поворачивается – и я остаюсь.
– Добрый день, Алена, – говорит Валерий, – кажется, Павел не предупредил вас о моем приходе.
– Есть у него такая скверная привычка – никогда ни о чем не предупреждать.
Паша запротестовал:
– Я дал слово, что никаких старых знакомых, о новых и речи не было. Да брось, вы поладите.
Под нашими взглядами он, наконец, немного смутился.
– Как Ляля и Миша? – когда не знаешь, о чем говорить с человеком, спроси его о семье.
– У них все хорошо, Ляля работает, Миша ходит в детский сад, мастерит поделки. Должен отметить, он довольно усидчив, воспитатели его хвалят.
– Я видела, как он проектировал самолет. Необычно для его возраста.
– Миша любит все, что связано с авиацией. Если это увлечение, подобно множеству других детских забав, не пройдет, у нас будет собственный пилот.
– Оно не пройдет, – заявляет Паша.
– Откуда такая уверенность?
– Миша на Серого похож. Помню, как Серый в его возрасте играл в солдатики, маршировал, устраивал вылазки на кота, в общем, делал все, что четырехлетний пацан думал, делают солдаты. Теперь Серый в военном училище, и Мише прямая дорога в небо.
– Будем надеяться, что ты прав, – завершает Валерий. – Но позвольте спросить, Алена, как поживает ваш упырь?
Неловко обсуждать такое при Паше. Я смотрю на одноклассника, но он – вот уж неожиданность – даже не ухмыляется.
– Раз по новостям не передавали, что задержали некоего каннибала, полагаю, он жив и здоров. Знаете, я бы не отказалась увидеть его вновь.
– Почему?
Адреналин.
– Потому что что бы мы о нем ни говорили, совершенно ясно, что никакой он не людоед. Однако его поведение озадачивает. Я хочу знать, почему он так себя ведет.
– А зачем ты ездила в дом престарелых? – спрашивает Паша.
– Господи, Паш, сколько можно? У меня были причины.
– Значит, тебе можно задавать один и тот же вопрос несколько раз, а мне нельзя?
Я его сейчас ударю.
– Так ты мне так мстишь, что ли? Повторю еще раз – отстань. Мой дом престарелых – мои проблемы, ясно?
– Тогда зачем предложила встретиться? Разве не для того, чтобы их обсудить?