“По специальному заказу дирекции, для нашего великого, любимого народного литератора М.А. Булгакова на море сегодня устроено волнение...”
Тотчас видать, что великий, любимый и народный литератор М.А. Булгаков прямо-таки необходим для чего-то незадачливому режиссёру Н.М. Горчакову. И точно, спустя несколько дней незадачливый режиссёр принимается уговаривать великого литератора: а насочиняйте-ка к “Мольеру” несколько новых картин. Честное слово: не пионерку ли рекомендует пришпандорить и тут? Остаётся загадкой. Разумеется, получает не только решительный, но и строгий отказ. Не унимается. Такое несчастье: преображённых “Виндзорских” тоже определяют угробить на сцене ему. И вот незадачливый режиссёр предлагает великому литератору вставить побольше, ну, там, знаете, хохмочек, и это, читатель, в шекспировский, всё-таки, текст! Причём развязно укоряет его:
— Вы слишком целомудренны, мэтр.
Натурально, великий, любимый и народный литератор приходит в неподдельную ярость и отказывается переиначивать Шекспира на паршивые современные нравы, а заодно иметь дело с незадачливым режиссёром Н.М. Горчаковым. Прибегает из соседнего номера Марков, заклинает означенный в договоре перевод продолжать, гарантирует, что театр охранит священные права драматурга, на что истерзанный горчайшим опытом драматург ответствует мрачно:
— Ни от чего меня охранить не может театр.
И возвращается восвояси в Москву.
ВОЗВРАЩАЕТСЯ, как повелось, не на радость себе. Что-то совершенно невероятное, превосходящее любые фантазии творится в уже до мозга костей порочной Москве. Организуется ещё один открытый процесс, на котором присутствуют два-три десятка заранее подобранных, заранее отрепетированных представителей сопливой большевистской общественности и непоколебимо преданных, впрочем, переодетых в гражданское, сотрудников НКВД. По делу о террористическом центре не приводится никаких вещественных, то есть единственно серьёзных улик, никаких документов. Тем не менее коллегия Верховного суда никаких улик, никаких документов и не думает требовать. И как верх издевательства: обвиняемым в терроризме не даётся защитников. И кто же на скамье подсудимых? А вот кто: Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Смирнов, шестнадцать, в общей сложности, человек, причём многих из них на протяжении последних двух лет судят уже второй раз. И все эти новоявленные громилы дают совершенно однообразные показания: товарища Сталина намеревались пришить, затем товарищей Молотова, Кагановича, Чубаря, Косиора, Эйхе, то есть ту шайку, почти целиком, о которой Михаил Афанасьевич такую занимательную историю по поводу запрещения “Леди Макбет” сочинил и которую рассказывал, представьте себе, правда, рассказывал в самом тесном кругу. Спрашивается: с какой целью намеревались пришить? Ну, разумеется, с той целью, чтобы вернуть себе власть. И, хотя никого нельзя судить на основании только намерений и собственных показаний, всех однообразно приговаривают к расстрелу. Газеты дружно вопят: “Врагам народа нет пощады!”, “Сурово наказать гнусных убийц!”, которые, заметьте, никого не убили, что даже слепому не может не бросаться в глаза, “Раздавить гадину!”, в общем, самая сволочная во всём мире печать. Требуют расстрела многолюдные митинги. Требуют расстрела организации. Требуют расстрела отдельные граждане. Все жаждут крови и крови, жаждут нелицемерно, это заметьте. И жажда крови понемногу охватывает даже людей образованных, которые должны бы явиться, хотя бы предположительно, честью и совестью нации. Жажда крови одурманивает слабые головы многих ретивых писателей, что уже просто позор. Президиум правления Союза писателей, то есть кучка презренных лакеев, выступает с заявлением в “Правде” под чудовищным заголовком “Стереть с лица земли!”, и такого рода заявления подписывают не только Афиногенов, Вишневский, Киршон, Павленко и Ставский, которым Бог ни капли совести не дал, а так, одну пыль, но и, с ума от этого можно сойти, Федин, Леонов и Пастернак.
Овладевает паника истерзанной русской землёй, сжигает неутолимая жажда непременно кого-нибудь изловить, причём ловят главным образом неизвестно кого, и потому на помощь приходят самые разнообразные клички, которые позволяют всякого изловить, на кого только бессмысленный взор упадёт: “скрытый троцкист”, “покровитель троцкистов”, “троцкист на идеологическом фронте”, “троцкист в науке” и даже просто “след троцкизма”, что уж, согласитесь, прямое безумие, поскольку что же это такое, каким таким чутьём такой след можно взять?
В общем, до того обалдели сограждане, что прямо садись за письменный стол и пиши, как некогда вполне приличные и нормальные люди нынче повально и безнадёжно сходят с ума: