Рыжий

Пока Рори и Питер отбирали лошадей и придирчиво рассматривали их подковы, я стал жертвой маленького обмана. Мобилизовав весь запас слов на фарси, которые знал, спросил у моджахедов, зашедших в дом поглазеть на чужестранцев:

- Правда, что в ваших краях добывают мумие?

- Правда, - с готовностью подтвердили они.

- А нельзя ли купить немного?

- Бали, саиб. Да, господин. Сейчас мигом организуем.

Один из них исчез, но вскоре появился в доме снова и радостно протянул мне нечто белое, похожее на стеарин.

- Это мумие? - недоверчиво переспросил я, помня о том, что на кабульских базарах мумие бурого цвета и вонючее.

- Мумие! - Загалдели они. Дескать, не извольте беспокоиться, дорогой саиб, все без обмана.

- А сколько стоит?

- Десять тысяч афгани, - не моргнув глазом, соврал моджахед.

- Пять! - По привычке сказал я, помня о том, что всегда надо делить названную цену пополам. Афганец сразу протянул свой «стеарин».

Но когда я полез за деньгами, оказалось, что в наличии есть только три с половиной тысячи.

- Парва нист, - успокоил меня моджахед. - Плевать. Хватит и этого.

Они взяли деньги и, довольно гогоча, вышли за дверь. А меня не оставляло сомнение: что-то не похоже это на мумие, совсем не похоже. Я вышел на улицу, где в присутствии стариков мои спутники разглядывали лошадиные копыта, показал им свой стеарин:

- Это мумие?

- Нет, - дружно удивились старики. - Это не мумие.

Правда, деньги мне потом вернули. А горбатый мальчик лет десяти принес в горсточке настоящее мумие – коричневые камушки с резким запахом, и денег не взял.

Вот так начался этот день, первый день, когда я перестал быть русским, а стал финном по имени Хана. Кстати, по этому случаю я с утра напялил на голову черную шерстяную шапочку с надписью Finland, привезенную когда-то из Хельсинки. Однако, Рори, критически оглядев меня с ног до головы, шапочку почему-то решительно забраковал, велел спрятать ее в рюкзак, а взамен выдал зеленую спецназовскую. Вот и пойми после, что на уме у этих британцев?

Как ни странно, через два часа все было готово к выходу. На двух низкорослых лошадок навьючили весь наш груз. Откуда-то, как из-под земли, появились проводники: один молодой, узкоглазый по имени Тимур, другой пожилой, щупленький, с жидкой белой бородкой - Худайяр. Оба в грязноватых чалмах, одеты бедненько, почти оборванцы, оба с посохами. Рори попытался с ними заговорить на фарси, но быстро остыл, поняв, что ни тот, ни другой, кроме родного узбекского, иных языков не знает. Часов в одиннадцать тронулись в путь.

День выдался серый, из низких мрачных туч то и дело принимался падать редкий снег. Безлесые скалистые горы выглядели враждебными.

Восхождение на первый перевал под названием Спингав для меня прошло почти без проблем. Были моменты страха, когда мы штурмовали скалы, казавшиеся мне отвесными. Но если лошади их брали, то уж я-то как-нибудь… Эти лошади были, конечно, удивительными. Они карабкались по кручам, словно альпинисты. Вот когда я понял, почему утром речь шла именно о хорошо подкованных лошадях.

Часов через пять мы взяли этот перевал. Ура! Но дальше со мной случилось нечто непонятное. Ноги отказали при спуске в ущелье. И спуск-то был, вроде бы, несложный, по тропочке в неглубоком снегу, почти пологий, иди себе да посвистывай. Но нет. Ноги стали как ватные. Меня шатало и бросало будто пьяного. Я плохо соображал. Задыхался. А когда уже в сумерках мы спустились вниз и вошли в кишлак, где предстояла ночевка, я и вовсе потерял над собой контроль. В кишлаке мы встретили мальчика, который нес на голове кувшин с водой. Так вот, я, ни слова не говоря, отнял у него кувшин и залпом выпил всю воду. Бедный мальчик! Он так и не понял, откуда взялись эти странные люди и почему они так себя ведут. Он остался стоять на дороге и долго, разинув рот, провожал нас недоумевающим взглядом. Да, что было, то было. Я не помнил себя и не контролировал своих поступков. Рори и Питер втолкнули меня в какую-то глиняную хижину (утром выяснилось, что это была мечеть), я вполз в нее и тут же рухнул на кошму, как подкошенный. И отключился.

Надо отдать должное моим спутникам: на следующее утро они не стали подтрунивать надо мной, сделали вид, что ничего не произошло. Только Рори пошутил насчет пацана. «Теперь этот мальчик, – сказал он, – будет всю жизнь считать, что все финны испытывают дикую жажду и плохо воспитаны».

Мы проснулись в 6.30, еще затемно. В 8.00, как договаривались, должны были выйти. Рори планировал на сегодня взять два перевала, идти не менее десяти часов. Но снаружи лил сильный дождь. Это значит, наверху, куда мы держали путь, шел снег. И видимость была нулевая. Проводники дали нам понять, что идти они отказываются, что надо ждать здесь пока погода улучшится.