Рыжий

Вдобавок ко всему куда-то запропастились мои носки. Ночью, замерзнув, я влез в спальник, предварительно сняв носки и разложив их в ногах для просушки. А наутро нигде их не обнаружил. Что за чертовщина? Потеряв надежду найти пропажу, я натянул запасные носки, а тут Питер, который до этого с интересом следил за моими поисками, вдруг подходит к молодому узбеку и жестом просит его задрать штаны. Узкоглазый с готовностью задирает и, ничуть не смущаясь, демонстрирует на своих ногах мои носочки. Вот тебе и раз! Питер стал ему выговаривать, мешая фарси, английский и отдельные узбекские выражения, которые знал. Тимур скорчил недовольную гримасу, словно мы его обидели. «Ладно, – сказал я. – Бакшиш. Пусть носит.»

Питер тут же прочел мне очень полезную лекцию о том, что в этих заповедных местах надо все время быть начеку. Фонарь, транзистор, носки, батарейки, шапку, перчатки – упрут в два счета. Народ здесь простой, у них свои представления о морали.

После этого оба узбека стали посговорчивее и согласились, не смотря на дождь, продолжить путь.

Сначала мы долго шагали по ущелью, все вверх и вверх. Спозаранку - по слякоти, потом по снегу, потом по очень глубокому снегу. К счастью, большого холода не было. Было серо и неуютно, но температура не опускалась ниже минус трех. Только через пять часов довольно быстрой ходьбы тропа круто пошла на перевал. И вот тут-то Рори скис. Сначала он еще бодрился, пытался снимать наши мучения телекамерой, но затем стал на глазах синеть, отдал камеру Питеру, и мы с ним сильно отстали от каравана.

В этот день, судя по карте, мы одолели перевал высотой свыше четырех тысяч метров. Совсем неплохо для декабря, для снега по пояс, для людей без специального снаряжения и без подготовки. В другой ситуации я бы, наверное, стал этим гордиться, но только не тогда. Тогда я на всю оставшуюся жизнь возненавидел горы.

В полной темноте после десяти часов почти непрерывного лазания по скалам мы вошли в кишлак под названием Дуаб. День, начавшийся так скверно, завершался тоже не без проблем. Мы долго искали мечеть, чтобы расположиться там на ночлег. Но мечеть оказалась уж совсем убогим строением с покосившимися стенами и худой крышей. Рори, многое повидавший на своем афганском веку, и то скривился: «Ночевать здесь не будем». Наконец, какой-то местный крестьянин позвал нас к себе. Подсвечивая дорогу фонариками, еле волоча ноги, побрели вслед за этим добряком.

Но, Боже мой, куда же мы в итоге попали! Грязная лачуга с глиняным полом, без окон и дверей, вместо них – дыры. А когда, мы уже разгрузились, и хозяин ушел, выяснилось, что в этом «отеле» мы не одни, по углам сопел кто-то еще. Посветили фонариками: корова, овцы.

- Это что, стойло? - Спросил я ирландца.

- Нет, - мрачно ответил он, - это обычный бедный афганский дом. И здесь наверняка много вшей.

- Больших вшей, - уточнил Питер.

- И что же нам теперь делать?

- Спать! - Коротко посоветовал Питер, развернул свой спальник и залез в него с головой.

Спать… Не тут-то было. Кишлак, который прежде казался нам вымершим – ни одного огонька не светилось, когда мы в него вошли, – был населен людьми, прежде никогда не видевшими иностранцев. Молва о нашей группе мгновенно разнеслась по округе, и началось форменное паломничество к нашему хлеву. Афганцы, в основном подростки и молодые парни, не спрашивая разрешения, группами и по одиночке входили к нам, усаживались на корточках вдоль стен или стояли посреди помещения и бесцеремонно разглядывали чужестранцев. Как зверей в зоопарке. Мы лежали, а они вдумчиво так нас рассматривали. Некоторые держали в руках керосиновые лампы. Стояли и глазели. Молча или обмениваясь короткими замечаниями. Мы уже давно залезли в свои спальники, а они все над нами стояли, одни уходили, другие приходили.

Так продолжалось несколько часов. Ну, разве можно было уснуть? Сначала нас это забавляло, потом Рори рассвирепел, вскочил, стал размахивать руками и страшно ругаться. Он буквально взашей вытолкал всю эту публику, а узбеков наших заставил забаррикадировать дверь поклажей. Все равно сквозь сон я до утра слышал, как за стеной кто-то беспрерывно ходил, шептался, подсматривал.

Рано утром мы встали, дружно почесываясь, злые и с единственным желанием побыстрее покинуть этот злополучный кишлак. Кое-как побросали в рюкзаки вещи, холодно попрощались с обступившими нас аборигенами и пошли. Даже чай пить не стали, так нам было тошно.

Решили в этот день пройти не менее тридцати километров. Рори сказал, что горы здесь пожиже, маршрут будет пролегать в основном по ущельям, перевалы невысокие, словом, нацелил нас на рекорд. Они с Питером и рванули сразу так, что я далеко отстал. А наши лошади и проводники так же далеко отстали от меня. Это было странно: обычно караван, наоборот, уходил вперед, причем, чем круче были горы, тем легче шагали и лошадки, и узбеки.