– Какие соглашения! – Неожиданно рассердился начальник генштаба. – Разве американцы выполняют Женевские соглашения? Или Пакистан? Против законной власти они выставили целую армию, а вы нас бросили и все твердите о каких-то соглашениях. Похоже, эти люди плохо представляли себе ситуацию в Москве и, в частности, перемены, случившиеся в наших подходах к внешней политике. Но формально они были прав: мы действительно уже почти бросили их на пол дороге. Однако обсуждать эту тему у меня не было никакого желания. Уже стало темнеть, а я еще ничего не видел. Пора было заняться делом. Я извинился и, поднявшись из-за стола, сказал, что хочу пройти к первой линии обороны.
– Это невозможно, – удивился Манукай Мангал. – До траншей отсюда метров четыреста, но это расстояние можно преодолеть только под броней.
– Ничего, – сказал я. – Бегом добегу.
Хозяевам очень не хотелось покидать такой стол. Видно, не каждый день у них появлялся верный повод выпить коньяк.
– Нет, – сказал губернатор. – Мы отправимся вместе. Но только на «бэтээре». Мы не можем допустить, чтобы корреспондент «Правды» погиб здесь. Представляете, с каким удовольствием об этом завтра сообщат на Западе?
Под прикрытием брони мы подъехали к довольно высокому валу, которым был обнесен аэродром. Кстати, стрельба все это время – и когда мы ехали на «уазике», и когда были в бункере, и сейчас – не прекращалась ни на минуту. Все время рвались реактивные снаряды, стучали пулеметы. Но коньяк притупил чувство страха. Парва нист. Будь что будет.
Почти все аэродромные постройки, кроме бункера, сгорели или были разрушены. На окраине летного поля лежали обугленные остатки транспортного самолета Ан-26, он прилетел из Кабула в первые дни осады, попал под обстрел и взорвался. В траншеях, вырытых по всей длине вала, были оборудованы огневые точки. Их по всем правилам прикрыли мешками с песком, обозначили сектора обстрела. Солдаты выглядели изможденными, но при виде губернатора браво вскакивали, отдавали честь и заверяли, что не пропустят врага.
Я переночевал в «саркофаге», а утром началось очередное наступление моджахедов. Пару часов пощекотав нервы под плотным огнем и убедившись, что атака захлебнулась, мы вернулись в город. Я прошел по его опустевшим улицам, заглянул в храм сикхов, куда накануне попал снаряд, навестил летнюю резиденцию короля, где сейчас обосновались афганские коммандос. Джелалабад сильно пострадал от ежедневных обстрелов. Там, где с грузовиков раздавали хлеб, вспыхивали драки: хлеба всем не хватало. Жители выглядели удрученными. Кажется, им уже было все равно, кто победит, лишь бы весь этот ужас быстрее закончился.
В доме, где располагался генерал Омар, меня ждал сюрприз. Едва я вошел, как увидел своих коллег – корреспондента московского телевидения Сашу Шкирандо и его оператора Вадима Андреева. Их лица были неестественно бледными.
– Вы как здесь оказались?
– Да вот, прилетели за тобой. И влипли в историю. – Вадим протянул мне свою камеру. – Посмотри – она спасла мне жизнь.
Оказывается, из Кабула сюда был направлен крупный вертолетный конвой – он доставил боеприпасы, а обратно должен был вывезти раненых и меня. Но на пол пути вертолеты напоролись на огонь крупнокалиберных пулеметов. Одна пуля, пробив кабину, застряла в камере, которую Вадим держал на коленях. Другая вскользь ранила руку Саши. Были ранения и посерьезнее. А генерал Омар выглядел почти счастливым:
– Я же говорил, что душманы получили указание из Пакистана ужесточить воздушную блокаду. Говорил! Моя агентура не обманет.
Однако мы не могли разделить его радость. Когда я подумал о том, что рано или поздно нам предстоит обратный полет, моя физиономия, вероятно, побледнела также сильно, как у коллег.
Пока мы с Рори, не догадываясь о существовании друг друга, освещали сражение под Джелалабадом, Питер Джувенал тоже не сидел, сложа руки. Еще в январе он написал письмо руководству Би-Би-Си с предложением финансировать тайную экспедицию оператора и журналиста в Кабул. Конечно, после ухода советских войск в афганскую столицу можно было попасть вполне легальным путем, прилетев на рейсовом самолете из Москвы или Дели. Но… Ведь Питер предлагал компании получить эксклюзив. Не ту жвачку, которую подсунут корреспондентам люди Наджибуллы, а репортаж о подпольных группах исламистов, действующих внутри столицы. Питер так и назвал свое письмо руководству телекомпании – «Падение Кабула». Это звучало высокопарно, но кто бы устоял против такого предложения?
Все, что происходило далее, я знаю со слов самого Питера и Джона Симпсона – ведущего международного корреспондента корпорации Би--Би-Си, которому поручили участвовать в «падении Кабула». Если не ошибаюсь, Джон Симпсон для британцев – самый главный авторитет в освещении международных проблем.