С Корниловским конным

Позади цепей мы идем рысью. Красные открыли беглый огонь. Это так неприятно, когда пули щелкают сбоку. Казаки крутят головами и, словно защищаясь от удара слева, свои лица сдвигают вправо. Значковый, чтобы скрыть обозначение «штаба полка», опустил полковой флаг полотнищем книзу. Я смеюсь, но ничего ему не говорю, не упрекаю «за трусость»... Проскочили. Впереди отвесной глыбы, защищаясь от ветра, стоит Малышенко со своим штабом полка и командирами левофланговых сотен кавказцев — есаулом Храмовым и сотником Елисеевым, нашим старшим братом, Андреем. Они смеются, что «черт меня принес к ним, чем вызвал сильный огонь красных и по ним», но я, увидев брата, испугался. «А вдруг, — думаю, — его сейчас убьют в бою!» За глаза это не так страшно, так как ничего не знаешь и считаешься с совершившимся фактом. Но, когда сам здесь, и это может совершиться на твоих глазах, это страшно. Видимо, и брат испытывал те же чувства, но только сильнее. Он ведь для меня за погибшего отца. К тому же

я буквально выскочил из боевого огненного пламени. Он с неестественной улыбкой смотрит в мое лицо и осматривает всего и меня, и моего коня.

— Федя!..Да под тобой конь ранен! — говорит он и, нагнувшись к правой передней ноге коня, стал осматривать рану. Я скосился с седла и вижу — выше венчика струйка крови брызжала в сторону. Пуля задела только кровеносный сосуд.

Я выражаю Малышенко свой план атаки, но он, выслушав, с улыбкой отвечает — «на это нет распоряжений начальства...»

Вернулся к полку. Уже чувствовалось приближение сумерек. За весь день мы не видели солнца. Наше положение на снегу, на подъеме к селу Кормовому, было неопределенное на ночь и неприятное. И вдруг, в предвечерних заморозках, по линии прозябших, проголодавшихся казачьих цепей — прокатилось радостное: «Выслать квартирьеров в штаб дивизии... Квартирьеров в штаб дивизии!»

Уставшие и замученные в холоде — полки облегченно вздохнули, предвкушая теплоту приближающихся квартир и горячую пищу. Одна из сотен кавказцев на широких рысях двинулась к селу, вошла в него и скрылась из наших глаз. Но то, чего мы совершенно не предполагали, — свершилось неожиданно: сотня, широким наметом, кубарем «валилась» из села, а за ней явилась кучная масса красной конницы и с криком, шумом, гамом резко обрушилась на наш левый фланг, в стыке Черноморского и Корниловского полков. На наше счастье, с вызовом квартирьеров были немедленно вызваны и коноводы, в противном случае была бы полная катастрофа. От неожиданности наша конная контратака разрозненных полков — не была возможна. И напрасно доблестный сотник Мартыненко «горячо строчил» на наседающую конницу красных изо всех своих 12 пулеметов, сев даже сам за один из них — «первым номером», и напрасно офицеры командовали-кричали: «Стой!.. Стой!» Борьба за командное тактическое положение фронта и борьба за теплый ночлег и горячий ужин — красным были так же дороги, как и нам.

Полки не выдержали, и весь фронт покатился вниз. Корниловцы и черноморцы, быстро свернувшись в резервные полковые колоны, рысью шли в направлении села Крутик. До него было около пятнадцати верст. Красные следовали за нашей «отколовшейся» бригадой и грозно, грязно матер-но ругались вслед нам. Глубокий снег и наступившая темнота не дали им возможности развить удара. Красные остановились; и в ночной темноте — мы еще слышали их брань вслед нам. И наши два полка, под начальством полковника Малышенко, глубокой ночью вошли в село Крутик и расположились по квартирам.

Красное командование нас перехитрило. Как я и заметил со своего фланга расположения полка — красные, «цепочкой», скопили свою конницу в северной окраине села и к вечеру прекратили огонь. Бабиев понял, что они оставили село, почему и вызвал квартирьеров. Вскочившая в село сотня кавказцев была под командованием сотника Елисеева. Она дошла в селе до церковной площади, где и обнаружила конницу красных. Немедленно повернув назад и сбив по пути отдельных красных всадников, — вырвалась. На войне, в боях, бывают такие курьезы, которые никак нельзя предусмотреть в мирное время. Один из них был в этот день 26 февраля 1919 г.

Расположив полк по квартирам, явился к полковнику Малышенко, чтобы условиться о сторожевом охранении и о планах завтрашнего дня. Должен сказать, что в самом начале 1913 г. он, в чине подъесаула, прибыл к нам в Оренбургское казачье училище на должность сменного офицера, а я был тогда юнкером выпускного класса. Теперь я встретился с ним впервые с тех пор, но мы уже оба командиры полков. Явно, что у меня еще остался перед ним респект юнкера.

Он принял меня очень любезно. У него хорошая квартира. Он, видимо, любил уют. И его штабные офицеры это знали, что было видно по всему. Все в доме работали энергично, и горячий чай и закуска были уже готовы.

Условились, что в сторожевое охранение будет выдвинута одна сотня корниловцев. Я хотел уйти, но он меня задержал по одному вопросу.

— Вы знаете, Ф.И., что должна формироваться Кубанская армия? — спросил он. — Как Вы смотрите на это? — добавил.