С Корниловским конным

— Езжайте, езжайте, Клементич!.. Мы все это и без Вас сделаем, — дружески говорю ему.

— Нет... я не поеду!. Это совсем неловко будет. Еще скажут, что обрадовался Васильев... и не пошел с полком, — продолжает он упорствовать.

— Езжайте! Кто это о Вас так может сказать? Словно Вас не знают! — уже более твердо говорю ему.

— Нет-нет, Федор Иванович! Я буду при Вас. И как только все пройдет, и мы отобьем красных — я прямо с места тронусь на село Петровское. И не уговаривайте меня... я не могу иначе поступить, — упрямо закончил он.

Мне было досадно за его упрямство, но в это время к полкам молодецки подлетел Бабиев, поздоровался с каждым в отдельности и быстро двинулся с ними из села.

Широкой рысью полки шли на запад, к Макинским хуторам. Впереди шел 1-й Кавказский полк. За ним наш Корниловский. Весна была в полном своем цвету. Трава была уже выше четверти. В линии взводных колонн — полк легко идет вперед. Рядом со мной, скучно, без дела, не находя своего места в строю, — молча рысит Васильев.

— Дорогой друг!.. У Вас документы уже в кармане... поезжайте с Богом, шляхом... — трактую ему на широком аллюре рысью.

— Дорогой друг и господин полковник! —- пронизывал он меня. — Не могу же я ехать шляхом, когда наш полк, Корниловский, скачет в бой! Меня сочтут еще трусом!..

Мне следовало бы просто приказать ему не быть с полком и двигаться по назначению! Но —у нас были исключительно дружеские взаимоотношения, и его воинские чувства я понимал. Почему и не осмелился приказывать.

Не доходя до Макинских хуторов, полки были остановлены, сосредоточены и спешены, укрывшись в ложбине. Перед полками маленький перекат местности. На нем небольшой курганчик. С командирами сотен взошел на него и остановился. Впереди курганчика стояли генералы Бабиев и Ходкевич и еще несколько офицеров-пластунов. Все они в бинокли смотрели вперед, на север, в сторону противника. Направили свои бинокли и мы, но противника не обнаружили. Неожиданно защелкали выстрелы красных, и пули высоко пролетели над нашими головами. Один батальон пластунов был двинут вперед. Быстрым шагом рассыпаясь в цепь — они на ходу заряжали винтовки. Пластуны, кто в гимнастерках, а кто в черкесках, но все «в кожухах» нараспашку — очень быстрым шагом, словно на кулачки, активно бросились на врага, которого видно не было. Со стороны красных затрещали частые выстрелы. Мы все, стоявшие на кургане, — вперились в бинокли. Вдруг очередь пуль из пулемета, шурша в своем полете, пронеслась над нашими головами. Мы переглянулись. Следом вторая очередь пронеслась уже над нашими головами. Корниловцы не любили «пригинаться» под пулями. Вернее — в полку это считалось просто недопустимым явлением, хотя бы и было страшно. Но я все же предложил всем офицерам спуститься с курганчика вниз, к полку, стоявшему позади. Офицеры переглянулись между собой, словно испытывая и спрашивая один другого: «Кто же первый из нас решится на столь позорный шаг?»

И тут же следующий сноп пуль хватил всех нас по бедрам. И из всех стоявших офицеров — есаул Васильев дико крикнул, схватился за живот, согнулся и стал падать — единственный из нас... Он стоял со мной рядом. Я быстро схватил его под руки, сзади. Есаул Лебедев за ноги. Подскочили ближайшие офицеры, и все мы густой толпой сбросились вниз с кургана, неся стонущего друга.

Подбежал полковой врач Александров. Васильев жестоко стонал. Его перевязали.

— Конец — Федор Иванович! — очень явственно произнес Васильев, глядя на меня.

— Што Вы, дорогой!.. Крепитесь! — совершенно не думая «о его конце», бодро, но с большим состраданием в душе успокаиваю его.

— Умру... чувствую, — коротко, трезво произносит он.

Уложили его на линейку и с фельдшером и полковым

священником отцом Золотовским — немедленно отправили в Дивное. Он уже не стонал. Но только двинулась линейка — как раздирающие душу стоны, со словами «тише! тише!» — раздались из его уст. Он просил ехать как можно тише. Всем нам стало очень грустно. Врач Александров сказал, что ранение очень серьезное, в живот, и о результатах сказать еще не может.

Конная атака корниловцев. Путаница

Оставив всех офицеров при полку, взошел вновь на кур-ганчик, но уже один.

У Бабиева было хорошее боевое чутье и порыв. Он и команды произносил всегда порывисто. Желая родному полку боевой славы, он бросал его чаще, чем другие полки дивизии, всегда, везде и всюду. Его девиз был — «Корниловцы должны быть только впереди». Пластуны одним махом сбили красных. Последние повернули назад.

— КОРНИЛОВЦЫ — В АТАКУ-У! — быстро повернувшись лицом в мою сторону, крикнул Бабиев. И больше ни слова. Брошено твердо и определенно.

Миг... один лишь миг. И густой резервной колонной, с развивающимися конскими хвостами на значках — полк, как стоял, так и рванулся с места, умиляя сердце пылкого Бабиева. А миновав его — 1 -я и 2-я сотни, карьером бросились вперед, размыкаясь на ходу в двухшереножный развернутый строй.