В этот же день вместо Васильева заведующим обозом в Лабинскую — назначил есаула Лебедева, где у него отец, мать и жена. И приказал ему: «Сегодня же выехать! И никакие «тревоги полка» не должны его касаться».
— Усих нас пэрэбьють по очереди, — мрачно говорит Литвиненко.
— Почему Вы так думаете? — спрашиваю его.
— Э-эх! Господин полковник! Столько погибло в полку офицеров на моих глазах... и нет ни смены, ни замены никому... значит, жди своей очереди... ось як наш Якив, — закончил он.
В Крыму в 1920 г., в чине полковника и командуя Корниловским полком, — Литвиненко так же был ранен в живот и умер по пути в Константинополь. Жуткая и неуловимая судьба.
Снабдив казака Беседина всевозможными льготными документами, я написал горькое письмо молодой вдовушке Васильева, местной казачке-учительнице, с которой был знаком, вложил приказ по полку о неожиданной гибели ее мужа и — все до единой ниточки из его вещей — отправил в его станицу. И печальный транспорт с гробом друга на линейке, с его двумя верховыми лошадьми — двинулся из села. И я представил весь ужас жены, отца-атамана, матери, братьев и сестер — когда они увидят этот транспорт... Постояв еще за околицей села несколько минут, пока транспорт скрылся с наших глаз, — мы, все офицеры полка, молча, шагом вернулись домой.
Скоро казак Иван Беседин сообщил мне, что на шестые сутки, по неизвестной причине — околела дивная кобылица есаула Васильева, которую, с оружием в руках, в героической личной схватке с красным командиром-кавалерис-том — достал Васильев.
Мы в этом увидели что-то таинственное, но определенно связанное со смертью ее хозяина.
ТЕТРАДЬ ТРИНАДЦАТАЯ
В апреле 1919 г. в 3-ю Кубанскую казачью дивизию генерала Бабиева, в село Дивное, на должность комндира 1-й бригады (корниловцы и кавказцы), прибыл полковник Венков Василий Кузьмич. Впервые мы увидели его в бою 3 апреля. Он нам мало понравился и лишь потому, что был необщительный, сух, замкнут, настойчив и смелый в бою, сухо смелый. Для того чтобы знать, почему он был таковым — надо знать — кто он?
В январе и феврале месяцах 1915 г. 1-й Кавказский и 1-й Лабинский полки, на Турецком фронте в Алашкертской долине, занимали маленькое село Челканы, в котором почти все лошади стояли под открытым небом. Ввиду близости противника на Клыч-Гядукском перевале и сильных холодов — казачьи лошади редко когда расседлывались. За полтора месяца боевой совместной работы и такой скученности полков силой свыше 1500 шашек — все очень подружились между собой, в особенности офицеры. Стояли сильнейшие холода. Все занесено глубоким снегом. Подвоза фуража и довольствия казакам — почти никакого. От всего этого было очень скучно. А потому, в долгие нудные вечера «при свечах», — в нашу офицерскую «хану» (нору)
3-й сотни подъесаула Маневского — часто собирались офицеры-лабинцы, командиры сотен. И чаще всех навещал нас командир 3-й сотни сотник Бабиев. Если же доставали «ракии», то это уже был праздник. Тогда Коля Бабиев обязательно вызывал своих сотенных песенников, и веселье было шумное. Тогда Бабиев и запевал, и управлял своими песенниками, и танцевал лезгинку. На подобных вечеринках иногда бывал один из самых старших командиров сотен лабинцев — пожилой, с седой подстриженной по-черкесски бородкой, есаул Венков. Он всегда был скромен и мало разговорчив, словно считал, что все вокруг него «зеленая молодежь». Офицеры-лабинцы были очень почтительны к нему и говорили, что в молодости Венков был исключительный наездник. И чтобы не распространяться, добавляли: «он был таков, как вот теперь наш Коля Бабиев и по наездничеству — еще жестче». В общем тогда, в 1-м Ла-бинском полку, имя есаула Венкова произносилось с большим уважением, даже всеми подъесаулами, а не только что бесшабашным сотником Бабиевым. На него Венков смотрел как на «неперебродившего» отличного офицера, и на озорство которого надо смотреть снисходительно, так как он сам был таковым в ранней офицерской молодости. Все это я знал и был удивлен, что старого седого полковника Венкова назначили бригадным командиром к молодому генералу Бабиеву. И я молча наблюдал за их взаимоотношениями в течение целого месяца боевой службы.
Полковник Венков определенно смущал генерала Баби-ева. Последний называл его всегда только по имени и отчеству — Василий Кузьмич и, отдав распоряжение, — спрашивал: «Как Вы смотрите на это, Василий Кузьмич?»