С привкусом пепла

– Да нахер он сдался! В расход, гниду, и все! – окрысился Решетов.

– Спасибо, не интересует, – едва слышно отозвался майор. – Надоело. Устал я. Хотите расстрелять, валяйте, воля ваша.

Зотов увидел опустошенного человека. В летчике все уже умерло, перегорело, рассыпалось в прах. Война разорвала его обрывком бумаги, скомкала и бросила прочь, оставив бесцельно катиться по воле ветра, пока тонкую, иссушенную оболочку не разъест первым, мимолетным дождем. Человек сломался.

– Попов, мы закончили. Собирай народ перед сельсоветом. Выводи осужденных. Прощай, майор.

Савин вышел молча, втянув голову в плечи.

Через полчаса у сельсовета собралась небольшая толпа. Женщины охали и тихонько переговаривались. Щелкали тыквенные семки. Старики застыли безмолвными идолами. Одним детям потеха. Галдящая ребятня густо облепила заборы и нижние ветви старых берез. Выше расселось деловитое воронье, словно чувствуя скорую поживу и кровь. Среди людей вились пронырливые собаки.

– Товарищ капитан, – к Решетову подбежал Саватеев. – Там в болоте, наблюдатели доложили…

– Водяной?

– Хреновой, – Саватеев указал на север. – В лесу топоры стучат, бодренько так, не скрываясь. Разреши шугануть.

– Отец, может, рубит?

– А я отвожу?

– Ну, – Решетов пытливо взглянул на Зотова.

– Надо проверить, – Зотов поманил маячивших неподалеку Карпина и Шестакова. – Выдвигайтесь к болоту, осмотрите каждую кочку, неспокойно там. В бой не вступать.

– Сделаем, – кивнул Карпин. Шестаков что-то бурчал о сиротской доле и ревматичных ногах.

– Кто, интересно, балует? – спросил Решетов. Ноздри капитана раздулись в предчувствии дела.

– Каминцы?

– Вряд ли. Они леса не любят, если и заявятся, то по дороге, как баре. Саватеев.

– Ага.

– Бери людей, занимай оборону по северной околице, не пропадать же окопам. Боеприпасы есть?

– Как у дурака фантиков.

– Действуй. А мы мероприятие проведем и подтянемся. Виктор, речь будешь толкать? Ну там про неизбежность наказания, предательство и прочую хрень?

– А без речи никак? Я стесняюсь, косноязычен от природы, и вообще, теряюсь на людях, – попытался откреститься Зотов.

– Понятно, значит мне отдуваться, – притворно вздохнул Решетов и дал отмашку нетерпеливо мнущемуся Попову. Из школы вывели вереницу приговоренных. Первыми Яковлевы, последним майор Савин, с безвольно болтающейся, как у ватного паяца, головой.

Толпа притихла. Наперерез бросилась бабка, упала на колени, обхватила ноги Яковлева-старшего и завыла:

– На что покидаешь, кормилец? Не пущу!

– Ну чего вы, маманя, чего? – буркнул Яковлев-младший.

– Кровинушка, сыночки мои! – бабка поползла по земле.

– Отойди, мать, – насупился Яковлев-старший.

– Господи, помоги!

Конвойные оттащили старуху.

«Где же ты раньше была?» – подумал Зотов. – «Когда кровинушки твои председателя убивали?»

Толпа загомонила, заволновалась.

– Сволочи! – навозный ком угодил Яковлеву-отцу в грудь. Брошенный камень вскользь задел старшего сына по голове.

– Спокойней, товарищи, самосуда не будет! – гаркнул Решетов. Осужденных построили вдоль глухой, без окон, стены амбара, за сельсоветом.

Решетов набрал грудью воздух и прокричал:

– Эти люди, ваши односельчане, предали нашу советскую Родину! Военно-полевой суд приговорил их к смертной казни! Так будет с каждой сволочью, как бы они ни надеялись на помощь хозяев и безнаказанность. Пусть не сегодня, не завтра, через месяц, через год, или после войны, когда Красная Армия добьет фашистскую нечисть, наказание настигнет предателей! Можно прятаться, бежать, но справедливый суд будет. Я в это верю! Товьсь!

Партизаны защелкали винтовочными затворами.

– Огонь!

Площадь перед сельсоветом утонула в грохоте и терпком аромате порохового дымка. С диким карканьем взметнулось черное воронье. В горле запершило. Деревенские испуганно поутихли. Зотову внезапно стало дурно. Он знал ответы на вопросы. Позже, если мы победим, в умных, патриотических книжках напишут о вкладе партизан в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. О разгромленных гарнизонах, о пущенных под откос поездах, о перерезанных коммуникациях, о засадах и тяжелых боях. Писатели умолчат об одном и, наверное, главном. Партизаны напоминали жителям оккупированных территорий, что советская власть ушла не надолго. Советская власть здесь, рядом и видит каждый твой шаг. Родина не прощает предателей и сволочей. Дальше тебе решать.

Глава 13

Мертвецов утащили за околицу волоком. Ям рыть не стали, бросили в незаконченный участок траншеи и закидали землей. Старуха Яковлева причитала над остывающими трупами сыновей, плач, собачьим скулежом, метался по улице.