Пастор, покосившись исподлобья сузившимися глазами, подтянул к себе пулемет, при этом спросив односложно:
— И?
Карат, ничего не говоря, поставил так и не распечатанную банку на землю, поднял руку, пошарил по шее, клацнул застежкой, подчеркнуто-хладнокровно, даже не моргнув от тщательно скрываемого нервного напряжения, снял ошейник и спокойно заметил:
— Наверное, ты забыл, но электроника на черноте не живет, особенно включенная. Секунды-другой обычно хватает для тонкой, минуты для той, которая попроще, всё, что кроме проводов и подобного примитива в итоге в бесполезный хлам превращается. Я не радиоинженер, но понять, что подобное устройство простым не назовешь, могу. И у меня сейчас устали только ноги, сам я слегка отошел, запас сил кое-какой появился. Может ты и долго здесь прожил, но сам говорил, что тебе не повезло на боевые умения, а мне, чтобы добраться до тебя, много не понадобится. Оружие тебе не поможет, ты даже не представляешь, что происходит, если я, ускорившись, просто толкаю кулаком в челюсть. Неприятное зрелище, на него даже смотреть не хочется, не говоря уже о том, чтобы самому в этом поучаствовать.
— И что при этом происходит с твоей рукой? — без напряжения, почти равнодушно спросил Пастор.
— Неприятно, конечно, но на куски не разлетается. Сектанты одной миролюбивой секты, не чета вашей, объяснили мне этот момент тем, что Улей не просто дарит, он еще и приглядывает, чтобы ты сам себя его подарком не убил.
— Да, тут они правы, Улей предусмотрителен. Почему же сидишь? Мог бы давно меня ударить, что тебе мешает?
— Говорю же — разговор есть, а тебе после такого удара будет не до разговоров. Ошейник какой-то странный.
— Еще бы ему не быть странным, я ведь его из секс-шопа прихватил. Игрушка для интимных игр, таким старикам, как я, иногда хочется чего-то необычного. Улей ведь дает нам многое, в том числе гормоны подростков, но вот новизну ощущений приходится обеспечивать самостоятельно.
— Надеюсь, ты не с этими мыслями на меня его надевал? — спросил Карат, постаравшись не выдать чувства, которые охватили его при известии, что всё это время его пугала до дрожи безобидная игрушка для забав взрослых дядь и тёть.
— Нет, конечно, в этом плане ты мне неинтересен. Способ на первый взгляд глупый, но многих так удерживать удавалось. До тебя безотказно срабатывало, все верили, что он голову оторвет в случае ошибочного поведения.
— Я тоже верил.
— Карат, я не такой уж и жестокий человек, и я над тобой не издевался, это всего лишь легкая мера предосторожности.
— Которая теперь больше не работает. Да и никогда не работала, уж ты-то знал, что это просто безделушка. Пастор, тебе от меня кое-что надо. И мне от тебя тоже кое-что надо. Скажу больше — у тебя хорошая карта, и я разобрался, где именно лежит то, на что ты хочешь посмотреть. Но просто так я тебе его не покажу, тебе придется заплатить.
— И какова твоя цена?
— Мне нужна информация.
Пастор подтащил пулемет еще ближе и, делая вид, что не замечает, как при этом напрягся Карат, безмятежно произнес:
— Задавай свои вопросы, а я займусь чисткой пулемета. Это занятие разговаривать не мешает, совмещу два полезные дела.
Глава 23
С пулеметчиками, которым доводилось стрелять не только по мишеням, Карат в прошлой жизни сталкивался неоднократно. В двух случаях познакомился с ними достаточно близко, чтобы запросто общаться на самые разные темы, и оба раза оказывалось, что этих ребят проблематично причислить к нормальным.
Один обожал фотографироваться на фоне разрушенных артиллерией домов, сожженной техники и убитых солдат противника, да и со своими не брезговал пару кадров сделать, все прочие пейзажи его совершенно не возбуждали. Со своей девушкой он переписывался часто, и переписка выглядела иллюстрацией к печальному диагнозу, потому что к каждому посланию он прикреплял однотипные фото, где на разные лады попирает ногами дурно выглядящие трупы или стоит под деревом, на ветках которого взрыв развесил чьи-то кишки. В общем, сюжетов можно припомнить массу, но все они, по сути, одинаковы.
С другим невозможно было полноценно поговорить, кроме "да" и "нет" он практически ничего не произносил, исключение сделал лишь однажды, закатив длительный переполненный горем монолог на тему того, что сильно обжег руку, меняя ствол, а она у него основная, левой дотянуться до середины спины не в состоянии и поэтому, почесываясь, испытывает болезненные ощущения.
По результатам этих наблюдений, Карат начал подумывать, что всему виной специфичность оружия. И тяжелое, и применять его не абы как надо, это тебе не автомат, с которым везде без напряга проскочишь, и о выборе позиции можно задумываться не так основательно. К тому же, не просто жми на спуск, а еще и не забывай, смотри, чтобы в лентоприемник что-нибудь постороннее не затащило, за стволами следи, пока до белого каления дело не дошло, помни, что быстрая перезарядка — не твой конек, с теми же автоматчиками, которым всего-то и надо — отстегнуть пустой магазин и вставить полный, ты никогда не сравняешься.