Сципион отговаривал второго консула от слишком активных действий. Какая война может быть зимой? Лучше посидеть в лагере, набраться сил, потренировать новобранцев. Да и время работает не на Ганнибала. В здешних краях многое зависит от галлов, от того, как поведут себя аборигены и на чью сторону они станут к моменту решающей битвы. Понятно, что они будут колебаться и переходить от одной армии к другой. Но в день решающей схватки хорошо бы галлы находились в составе римской армии, а не карфагенской.
Добиться этого можно просто выжидая. Если карфагеняне вынуждены будут просто сидеть у себя в лагере, то ни кровавых схваток, ни богатой добычи галлы не увидят. И постепенно покинут своих союзников...
Однако над Семпронием, как дамоклов меч, нависало переизбрание. Он продолжал думать о будущих консулах, которым достанется вся слава победителей Ганнибала. Он жаждал действовать — не хуже любого из кровожадных галлов. Сципион был болен, у него не хватало энергии и сил остановить не в меру рьяного коллегу.
А Ганнибал... думал приблизительно так же, как и Сципион: время-то работает на римлян. Сейчас римские новобранцы неопытны, а за зиму Сципион мог бы хорошо обучить их в своем лагере. Сейчас галлы рвутся в бой, но месяцы бездействия охладят их пыл, и они уйдут. Семпроний недальновиден, что показали его вылазки за реку, с Семпронием проще будет разобраться, чем со Сципионом, уже битым, уже понявшим истинную силу карфагенской армии.
Оба лагеря, римский и карфагенский, разделяла равнина, по которой протекал ручей. Берега этого ручья были заболочены и густо поросли кустарником, настолько высоким, что там мог скрыться не только пехотинец, но и всадник. Русло Требии здесь распадалось на множество рукавов.
В день зимнего солнцестояния 218 года Ганнибал собрал военный совет. Своему младшему брату Магону он приказал взять две сотни солдат — наиболее проверенных и сильных. Главнокомандующий лично отбирал их еще загодя, когда обходил войска. С этими солдатами Магону надлежит посоветоваться, чтобы каждый назвал еще девять столь же надежных товарищей. Таким образом Магону следовало получить отборнейший отряд в количестве двух тысяч человек и с ними отправиться в засаду.
На следующий день рано утром Ганнибал велел нумидийцам перейти Требию, подойти к римскому лагерю и забросать часовых дротиками. Когда римляне, что вполне естественно, разозлятся и захотят разобраться с наглецами, нумидийцам надлежит отступить и броситься к берегу реки.
Провокация удалась на славу. Нумидийцы подлетели к римскому лагерю, принялись кричать, дразнить противника и метать дротики. Раздался сигнал тревоги. Семпроний понял: пробил час! Враг атакует. Он немедленно поднял свою конницу и поскакал к переправе, а следом двинулась и остальная часть римской армии.
Заканчивался декабрь, валил мокрый снег. Римские солдаты, не успевшие даже позавтракать, выскочили из палаток, вооружились и тотчас промокли. Им пришлось догонять нумидийцев, которые уже проскочили реку. Вода доходила римлянам до подмышек, солдаты продрогли до костей и тряслись от холода. Оружие прыгало в их дрожащих руках.
Что касается нумидийцев, то те, напротив, проснулись рано, плотно покушали, натерли тело жиром, согрелись у костров. Руки у них не дрожали, и чувствовали они себя, в общем, превосходно.
Против Ганнибала стояли сейчас все четыре консульских легиона. И хотя римские солдаты не вполне были готовы к этому сражению, все-таки римская армия в любом случае представляла собой внушительную силу. Недооценивать ее не следовало.
Ганнибал отошел от своего лагеря километра на полтора и развернул войска: в авангарде — пращники и легкая пехота, далее, в центре, — тяжелая пехота, и наконец на флангах — конница и слоны.
Фронт растянулся километра на три. Прямо против Ганнибала находились те силы, которые смог выставить Семпроний. Это был классический манипулярный строй, столько лет приносивший легионам победы.
Не сумев догнать нумидийцев, вернулась римская конница и заняла привычное место на флангах.
Карфагенская кавалерия однозначно превосходила римскую — римляне никогда не славились искусством верховой езды — плюс в коннице обычно служили не римские граждане (те занимали место в почетном пехотном строю испытанных манипул), а союзники. А у карфагенян к тому же были их знаменитые страшные слоны! Говорят, к тому моменту у Ганнибала сохранилось семь слонов (по другой версии — один, зато самый большой и злой, тот самый Сириец). В любом случае слоны производили впечатление еще более жуткое, чем первые танки на полях Первой мировой.
Римская конница была смята и отступила, и фланги римской пехоты обнажились. Карфагенские пращники и копейщики кинулись на римлян с двух сторон. Праща считалась, напомним, одним из самых смертоносных[67]
видов вооружения тех лет.Когда римляне впали в растерянность от этой атаки, из засады им нанес удар отряд Магона.