Саалама, руси

И тут Андрей с тупым ужасом понял — он ее вколет. Через несколько часов начнется настоящая ломка, и он не выдержит, даже зная, что подохнет. От страха конверт в руках затрясся так, что песчинки начали сыпаться на улицу. Парень панически схватил его двумя руками и сжал. Просыпать героин было уже страшнее, чем вколоть.

Не будь этой дозы, еще можно было бы что-то сделать. Раздобыть другую. Попросить в долг. Только бы не вколоть эту. Удержаться.

Тело Аминки на полу начало синеть. Или это ему казалось. Судорожная тошнота подкатила к горлу, он задохнулся. Ведь он ее трахал. Трогал ее. Знал расположение родинок, длину шрама под коленкой. Он подошел к телу на негнущихся ногах, наклонился.

Аминка была холодная. Он медленно просовывал пальцы под голый бок, прикасаясь к ней костяшками. Что пол, что труп, они были одинаковыми на ощупь. Девушка успела окоченеть.

Он выдернул руку из-под тела, оставив под ним конверт, и шарахнулся в сторону, ударившись о стену. Перед глазами плыло, тошнило. Андрей вытащил из кармана выскальзывающий из мокрых пальцев телефон:

— Малика, приедь ко мне. Пожалуйста…пожалуйста…

— Малика, мне сейчас понадобится ваша помощь.

Талищев тяжело оперся рукой о колено и поднялся, снова набросил на труп простыню.

— А? — девушка рассеянно подняла голову. — Да-да, — она встала со скрипучего кресла и послушно прошла за ним в ванную.

Комната была такая маленькая, что в ней едва можно было уместиться вдвоем. Кафель местами откололся, под ногами крошился бетон. И пахло неприятно. Чем-то гнилым и затхлым. Гистолог несколько раз провернул скрипящий вентиль крана, и в желтую от старости раковину хлынула вода: сначала тонкой струйкой, но потом разошлась.

Преподаватель на вытянутых руках раскрыл бумагу, аккуратно оторвав кусок пластыря. Наклонился и понюхал.

— Черт, — Талищев зло ругнулся и с омерзением отдернул голову. — Идиоты!

Малика стояла в углу, прижимаясь плечом к косяку. Мужчина предварительно показал ей грязно-розовый крупитчатый порошок и смыл его в раковину. Потом ополоснул руки и бумагу и выбросил ее в проржавевшее ведро. Девушка невольно проследила взглядом — оно было на треть заполнено мусором — понятно, откуда такой смрад. Обертки, объедки. Сверху напоказ лежала ежедневная гигиеническая прокладка — женская вещь. Мертвой Ниязовой.

Желудок резко скрутило, и девушку вырвало в раковину, туда, куда минуту назад Талищев смыл остатки героина. Спазмы следовали один за другим с такой силой, что в горле разливалась боль, хотя она даже не ела с утра.

— Дышите, дышите. Ничего.

Только через пару минут Малика начала, как сквозь вату, слышать мягкий участливый бас преподавателя. Она судорожно вдохнула. Стало холодно, но заметно полегчало. Мужчина отечески придерживал девушку за плечи. Раковина была забрызгана грязными потёками, девушка смущенно повернула вентиль, чтобы их смыть.

Вода хлынула из крана, Малика отчаянно глотнула ртом воздух и разрыдалась. Одновременно пытаясь смыть ледяной водой слезы и прополоскать рот, она все пыталась сдержаться, но не могла.

Юрий Альбертович едва заметно ободряюще пожал ее плечо и деликатно вышел, оставив девушку одну.

— Не берите в привычку врать, — голос Талищева прокатился по маленькому, заставленному столами и шкафами кабинету и заставил девушку вздрогнуть и покраснеть.

Малика уже пожалела, что пришла, когда преподаватель так же громко рявкнул:

— Эти заврались потому, что по-другому не могут уже! Садитесь.

Девушка испуганно опустилась на первый попавшийся стул. На его спинке висел оставленный кем-то из преподавателей пиджак, но пересаживаться было уже неудобно. Она машинально сложила руки на коленях, как школьница, сцепив в замок пальцы.

— Вы, я так понимаю, за молодого человека пришли просить? Вы ему кто?

Талищев спрашивал, не отвлекаясь от своих дел. Повернулся спиной, загородив почти половину комнаты, зажурчала вода, наливаемая из голубоватой пятилитровой бутыли. Потом щелкнула кнопка чайника.

— Сестра, — и сконфуженно сглотнула: — Ну, в общем, сестра.

Мужчина обернулся, смерил ее взглядом с головы до ног и буркнул:

— Допустим. А родители что думают?

— Чьи? — девушка растерянно вскинула на него глаза и сглотнула. — У него нет родителей. — Она нервно поправила вылезшую прядь: — Вернее, есть отец. Но он в Германии. Работает. — Малика, запутавшись, признала. — Живет.

— Когда сможет приехать?

Девушка на мгновение растерялась, задумалась. А потом, сама от себя не ожидая, сказала то, что никогда бы не признала при Андрее. Андрей не разрешал так думать. Но сейчас ему уже не важно…

— Он не приедет. Ему все равно.

Талищев пару минут молчал, задумавшись, потом, видимо, сделал для себя какие-то выводы и сел напротив, пристально глядя девушке в глаза, от чего ей стало совсем не по себе.

— Пейте чай.

Она только сейчас заметила, что гистолог поставил перед ней ведерную чашку. Под пристальным взглядом преподавателя девушка поспешно схватила ее ладонями и поднесла к губам.

Чай был обжигающе горячим и неприятно пах травами. Больницей.

— Все объявления небось уже наизусть знаете?

Малика помолчала, потом пожала плечами:

— Все.