Саалама, руси

— Я зав диспансера на Пресне.

Кипяток встал комом в горле, Малике никак не удавалось сглотнуть. Она так и вперилась в чашку, со страхом сжимая ее руками. Но настаивать или силой тащить Андрея в диспансер Талищев не спешил. Мужчина еще пару минут внимательно смотрел на ее макушку, а потом грузно поднялся:

— Без толку. Пока сам лечиться не захочет, вы ничего не сделаете. Кто из группы еще торчит?

— Что? — девушка почувствовала, как по спине пробежал противный холодок.

Преподаватель обернулся, испытующе уставившись ей в глаза:

— Вы видели их с кем-нибудь еще? С кем они общаются?

Малика на мгновение задумалась, а потом пожала плечами:

— Да ни с кем.

Гистолог еще с минуту сверлил ее внимательным взглядом, а потом выдохнул и отвернулся. Было такое ощущение, что груз с плеч сбросил. Юрий Альбертович выдвинул скрипучий ящик стола:

— Вот, возьмите. Пригодится, — и протянул ей дешевую бумажную визитку.

19

15 мая 2010 года. Суббота. Москва. Наркдиспансер. Пресня. 00:30

Андрей проснулся от того, что стало неудобно лежать — все тело затекло и онемело. Парень разлепил глаза — под ним оказалась жесткая больничная кушетка, обтянутая протертым на сгибах и прорезанным по всему периметру дерматином.

Тело ломило от холода. А может, его так трясла ломка. Как он сюда попал, вспоминалось смутно. Кажется, санитары везли его в бобике, старом, с доисторическими скамейками по бокам. Там он кидался на двери и орал — это Андрей помнил отчетливо. Костяшки пальцев были сбиты в кровь. Потом ему что-то вкололи, но это уже вытягивалось из сознания с трудом. Скорее всего, седативное. Дальше он уже почти ничего не помнил, только то, как его волокли по полутемному коридору, и он бился ногами о пол и ступени лестницы.

Ощущения были странные: по времени его давно уже должно ломать, но пока что казалось, будто до абстинента еще часов пять. Пот тек градом, и здорово молотило, но тошнить пока не начало. Сознание тоже было неясное — вязко-мутное, как кисель.

Андрей через силу повернул голову. Дверь железная, решетки на окнах. Рядом стеклянный шкаф. И стол с лампой. Нарезанные бланки. По-совковски окрашенные в грязно-зеленый цвет стены. В углу раковина. Кран капает.

Этот монотонный дребезжащий звук ввинчивался в мозг, как дрель. От того, что вентиль до конца не закрывался, на раковине образовалась длинная темно-рыжая полоса ржавчины. В спертом воздухе стоял удушающий едкий запах хлорки и медикаментов.

Парень уперся взглядом в широкую спину, обтянутую темно-серым пиджаком. Талищев. Андрей сквозь зубы с сипом втянул воздух и сжал кулаки.

— Где я? — он агрессивно уставился на преподавателя. Трясло, глаза заливал пот.

— А на что похоже? — гистолог бросил обычным своим низким густым голосом, которым читал лекции. Он даже не обернулся, с легким дребезжанием стекла распахнув дверцу шкафа. — Наркологический диспансер. Думаешь, тебе тут не место?

Диспансер. Одно дело, видеть больницу, другое — понимать, что на окнах решетки.

— Вы не можете меня тут держать. — Он с ненавистью сжал зубы. — Вам нужно согласие отца.

Мужчина медленно, будто нехотя, обернулся и кивнул:

— Нет, не могу. — Талищев замолчал, повисла тишина.

— Я хочу уйти, — Андрей напряженно ждал реакции, но тот равнодушно отвернулся. — Я хочу уйти!

Талищев снова промолчал, а потом вдруг вкрадчиво ответил:

— Знаешь, что? Мне тебя жалко. Лупить тебя некому. — Преподаватель спокойно разорвал упаковку большого, на десять кубиков, шприца, отделил кусок ваты и легким заученным движением сколол колпачок ампулы. — Уйти ты хочешь, — он хмыкнул. — У тебя, дурака, сейчас шанс есть. Испугался ведь? — мужчина сам себе кивнул, не требуя ответа. — Ты сидишь недолго, организм у тебя еще не развалился. — Гистолог поднял набранный шприц к свету и быстро сбил пузырьки воздуха. — Если боишься ломки — зря, от нее ты не умрешь. А вот от героина сдохнешь года за три. — Он взял со стола пачку дешевой ваты и флакон со спиртом и пересел на убогий трехногий табурет, стоящий у койки. — Ты вчера дозу под труп зачем засунул?

Парень выдохнул и, стиснув зубы, отвернулся. Талищев хмыкнул и понимающе кивнул:

— Правильно: испугался. — Он, не торопясь, разложил по ржавой подставке наполненные шприцы и ампулы. А потом, упёршись локтями в толстые колени, навис над парнем:

— Себя боишься. Видел Ниязову? Вот так и ты сдохнешь. — Голос преподавателя был спокойным. — Будешь валяться в луже собственного дерьма и блевотины, пока вонять не начнешь и соседи не всполошатся. Знаешь, как быстро разлагается исколотый труп? Через два часа смрад стоит такой — мухи дохнут. Потому что гнить начнешь еще при жизни. Печень будет как жижа, а кишки — как каша.

Андрей дернул головой.

— Хочешь так?! — но мужчина огромной рукой с толстыми квадратными пальцами сжал его подбородок так, что скрипнули друг о друга зубы: — Хочешь так подохнуть?! В грязи подохнешь, со СПИДом и гепатитом!