Саалама, руси

— А твоя квартира? — Андрей резко выпрямился, и девушка отвела глаза:

— Сдавать будем, деньги нужны.

Парень отвернулся и бросил через плечо:

— Там на столе ключи. Возьми.

— Зачем?

— Живите хоть отдельно. Будешь эту квартиру сдавать, я все вещи убрал. Вам же надо что-то жрать, — и с треском захлопнул чемодан.

На часах было уже четыре утра, а ребята все еще сидели в квартире, прижавшись к друг другу плечами, и молчали. Андрей, иногда тихонько, иногда до боли, сжимал ее руку. Он уже оделся и собрался. Вызвал такси. Посреди комнаты стояли два чемодана и громоздкая спортивная сумка.

— Мы неудачники? — Малика искоса глянула на него и вздохнула.

— У меня все зашибись. А ты — дура. — Парень упрямо сжал зубы, и девушка со щемящей нежностью рассмеялась:

— Андрюшка, я тебя так люблю.

Он не ответил. Помолчал, потом хмуро буркнул:

— Как ты ушла-то? Он тебя отпустил?

— Нет, на улице ждет.

Андрей облегченно вздохнул и смягчил тон:

— Ладно, иди давай. Разругаетесь еще.

Он проводил ее до двери в подъезд, но выходить не стал. Проследил, как девушка подошла к сидящему на скамейке недовольно набычившемуся Рафизу, и закрыл дверь.

У подъезда уже ждало такси.

ЧАСТЬ 3

25 ноября 2014 года. Вторник. Москва. Восемнадцатая городская больница. 10:25

Ливанская захлопнула за собой тяжелую скрипучую дверь — сразу стало теплее. Вообще-то она ожидала, что в ноябре в Москве будет совсем не жарко, но физически все равно оказалась не готова. Она стала совсем «африканкой»: привыкла к пустыне, к москитам, чистому небу и палящему солнцу. В холодном, слякотном, заволоченном тучами городе ей было неуютно. Но предстояло привыкать.

— Я тебе не верю, — Сергей посмотрел как-то странно, удивленно. — Ты шутишь, ты не сможешь уехать! — мужчина бросил на койку машинально прихваченный из смотровой стетоскоп.

— Какие, к черту, шутки? — Ливанская мрачно кинула в раскрытую сумку засаленный пыльный пакет — личные документы (они хранились в запертом шкафу, в госпитале). — Хватит с меня.

— Рита, ну ты что? Я понимаю, ты расстроена, — он мягко заговорил, одновременно цепко сжав ее предплечье, и попытался заглянуть в глаза.

— Я не расстроена, — сухо отрезала молодая женщина, бросив на него короткий злой взгляд. Было бы чему расстраиваться: умер старик Маххамед. Давно пора — возраст, гепатит, больной желудок. Следовало ожидать. Просто еще один сомалиец.

Серый камень, третий от края, шершавый сверху и отколотый по краю.

Ливанская тряхнула головой:

— Я просто устала, — и вдруг с неожиданной ненавистью выкрикнула: — Хватит с меня! Я устала от смертей, от заразы! Почему у них у всех зараза?! СПИД, гепатит. Я устала бояться! — она невольно сжала руки в кулаки — на кистях выступили сухожилия, вздулись вены. — Я устала копаться в дерьме и крови, боясь что-то подцепить. Устала от того, что тут без конца стреляют. Хватит! Я отдала этой гребаной стране шесть лет.

Мужчина не отвечал, и она замолчала. Выдохнув с какой-то тупой безысходностью, покачала головой и, стирая со лба пот, тихо, сквозь зубы, закончила:

— Я ненавижу этих проклятых фанатиков. Все, с меня хватит. Я правда уезжаю.

На следующий день вся больница провожала Ливанскую, стоя перед зданием госпиталя. На улице бегали и визжали черные детишки, не понимающие, что случилось, и почему вдруг собралась такая толпа. Лисото обнимал её со слезами на глазах. А потом молодая женщина бросила короткий взгляд на унылую запыленную улицу и отвернулась, глядя вперед, на дорогу, бегущую к Джамаме.

Она скинула куртку и зябко поежилась. Старое здание восемнадцатой горбольницы нисколько не изменилось.

Почему-то ей хотелось работать именно здесь. В эту больницу она пришла интерном, осталась в ординатуре. Была такая старая добрая традиция, своего рода преемственность: отделение при кафедре, и каждый год с хирургического факультета первого меда лучших студентов направляли именно сюда, под теплое крылышко Олега Анатольевича Валеева. Для всех заведующих интерны — лишний геморрой, а он молодежь любил, приваживал, пробивал бюджетные места.

Сюда же она хотела прийти и сейчас. Хотела увидеть Валеева и, может, еще кого-то из врачей, с которыми работала. Хотя вряд ли ее узнают — кто вообще запоминает временных ординаторов?

Ливанская свернула налево, в узкий коридор с бежевыми стенами, и растерянно замерла. Почему-то она не ожидала, что мог смениться заведующий. Дверь та же, а табличка другая.

— Дина Борисовна у себя, стучите.

Молодая женщина резко обернулась и увидела Ольгу Станиславовну — зава гнойного, хотела поздороваться, но та уже прошла мимо. Она снова перевела взгляд на дверь.

«Вениаминова Дина Борисовна»

Ливанская ее не знала, даже не сталкивалась. Когда она работала в этой больнице, Вениаминовой здесь еще не было.

Пару минут посомневавшись, она решилась и постучала.