Саалама, руси

Ту операцию, в срочном режиме перекроив график, провела Салимзянова, взяв в ассистентки Обухову. Скандал разразился на все отделение.

Дина Борисовна с тихим осуждением разговаривала с Ливанской в своем кабинете. И это оказалось неожиданно тяжело. Нет, заведующая не ругалась, не орала, не грозила лишить премии или уволить. Напротив, она была очень мила и тактична и старалась войти в положение, но в ее глазах явственно читалось, что она считает подчиненную слегка сумасшедшей. Будто та переживает посттравматический синдром, и обращаться с ней надо как с тяжелобольной — с терпением и пониманием.

— Я ведь тоже молодая была, как вы. Комсомолка, воинствующая атеистка, — Дина Борисовна, как ни в чем не бывало, поставила на стол две рюмочки коньяка.

Ливанская подняла на нее тяжелый вызывающий взгляд и зло, сквозь зубы, бросила:

— Я не воинствующая атеистка. Мне насрать. Но это больница. Я не буду прогибаться под ее заебы!

Она уехала, чтобы не видеть больше платков и хиджабов. Когда сил уже не было смотреть, во что фанатичная вера превращает людей. И ей было плевать, какая именно религия доводит до такого абсурда.

Она глянула на Дину Борисовну и, покраснев, опустила глаза:

— Извините.

Заведующая добродушно кивнула, задумчиво потеребила колпачок ручки, помолчала немного, а потом тихо и вкрадчиво спросила:

— Патрисия, возможно, вам… Вы не думали обратиться к специалисту? Просто для того, чтобы легче вписаться в новую обстановку.

Разговор с Вениаминовой закончился ничем. Ливанская в штыки воспринимала ее мягкие увещевания, а давить вроде пока было не из-за чего. И все же, после инцидента на нового хирурга начали коситься. Из полутора десятков коллег с приязнью и пониманием к ней относились хорошо если четверо. Хотя, разумеется, в лицо ничего не говорилось, и цеховой этикет соблюдался даже с преувеличенной педантичностью.

Однако при звуке перешептываний за спиной, где-то глубоко в подсознании взволнованной жилкой начинала биться мысль: «А что если они правы?». Возможно, у нее в самом деле не в порядке с головой? И может ли она все еще быть хирургом?..

8

03 февраля 2015 года. Вторник. Москва. Восемнадцатая городская больница. 09:20

Под вечер в ординаторской было тихо. Как и в коридоре, и в сестринской. В отделении оставалась только ночная смена, да хирурги, пришедшие с поздней операции. Ливанская устало и рассеянно допечатывала выписки, поминутно ошибаясь и поглядывая на часы.

— Ну ты и устроила вчера, — Бикметов, убедившись, что они одни, улыбнулся и, легонько разминая, сжал ее плечи. По позвоночнику прокатилась волна тепла.

Она чуть повернула голову, машинально подставляя болезненную точку, и мрачно бросила:

— Да.

Мужчина усилил нажим, чувствуя, как под его руками медленно расслабляются судорожно сведенные мышцы:

— Ты вся напряжена, тебе нужно отдохнуть. — Хирург пропустил между пальцев жесткую колючую прядь рыжих волос. — Может, сходим куда-нибудь?

— Не хочу, — Ливанская чуть пожала плечами, опуская голову, чтобы стриженые волосы не лезли под пальцы.

Бикметов еще с минуту ждал каких-то объяснений, но не дождался, и, разочарованно убрав руки, отошел.

Впрочем, объяснять тут нечего. Ринат — мужик красивый, в койке тоже ничего, но с ним не хотелось. Он периодически возобновлял свои ухаживания, чутко следя, чтобы никто из коллег этого не заметил. Было в этом что-то до смешного ханжеское.

Молодая женщина поднялась и устало потерла шею — дни выдались тяжелые.

Еще вчера утром у отделения не было четкого мнения о новом хирурге Ливанской. Хотя работать с ней было непросто: в то время как все врачи старались умилостивить двух-трех толковых сестер, чтобы заполучить их на свои операции, она, бывало, огрызалась на них и хамила. И в силу привычки пыталась по своему усмотрению перекраивать график. Когда в крошечном госпитале работает всего три хирурга, операции идут в естественном порядке. Договорились, перенесли, поменяли, отменили — все решалось просто. Здесь же работу координировала сложная запутанная система, в которой женщина то и дело терялась.

Но до того коллеги худо-бедно входили в положение.

Со вчерашнего же дня она приобрела твердую и неколебимую репутацию «чокнутой стервы».

9

20 апреля 2015 года. Понедельник. Москва. Первый МГМУ им. И.М.Сеченова. 08:10.

«Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь…»

Нестройный хор сотни голосов поднимался к высокому потолку аудитории:

«…действовать исключительно в его интересах, независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения…»

Десятки одетых в одинаковые зеленые пижамы и белые халаты вчерашних студентов повторяли зазубренный текст, выстроившись бесконечными рядами:

«…хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам…»