Саалама, руси

Крестный всегда знал, когда что-то не так. Он слышал по голосу, чувствовал в настроении. И выспрашивал. То ли опасался контактов Андрея, то ли самой тяги, точно зная, что она остается на всю жизнь с любым соскочившим торчком. Но Гадетский не был из тех людей, которые откровенничают. И в ответ на малейшую попытку покопаться в его жизни недвусмысленно захлопывал дверь перед носом.

Сам он героина не боялся. Потому что точно знал: если его рука еще раз потянется к дозе, он перережет себе глотку, обдолбается до смерти паленым дерьмом, выскочит в предрассвете на МКАД. Как угодно, но второй раз он в это не скатится.

Никогда больше не будет приходов, ломок, «дорог» и долгов.

— Я привез деньги.

Ахмер с удивлением глянул, будто не сразу узнал, а потом заржал:

— Ну ты даешь!

Чечен отнесся к приходу Андрея на удивление беззлобно. Еще бы! Задолжавший торчок вовремя свалил, родственников у него не было, требовать не с кого, и долги Ахмер давно списал как безнадежные. А тут, поди ж ты, сам пришел.

Парень решительно сунул кредитору стопку банкнот. Новеньких, будто только из банкомата.

Тот навскидку прошелестел пачкой и глумливо, со значением, усмехнулся:

— Три года прошло.

— Два. Я учел проценты. Хватит, — Андрей отрезал и поднял на Чечена непререкаемый взгляд.

Ахмер раздраженно сопел пару минут, а потом вдруг рассмеялся.

— Ладно. Идет.

И уже в спину, когда парень переступал проржавевший порог ворот, бросил:

— Эй, — он на секунду задумался, потом вспомнил, — Андрей. Ты это… на гонки приходи. Мы все там же, на Заводской, гоняем.

Гадетский усмехнулся. В сущности, у Чечена были очень простые законы. Он уважал только того, кто его не боится. В этом смысле соскочивший наркоман, сам, без страха и травли принесший «честный» долг, уважения был достоин.

— Не могу. Учусь, времени нет.

Ахмер хмыкнул и махнул рукой, возвращаясь к тачке и масляным тряпкам.

Москва. Восемнадцатая городская больница. 01:15

Было уже заполночь, и отделение давно спало. Даже дежурная смена прилегла до пяти утра. Возвращающийся с поздней операции Бикметов удивленно открыл дверь ординаторской — везде было темно, а там горел свет.

— Почему домой не идешь? Второй час ночи. — Хирург недоуменно посмотрел на сидящую перед компьютером коллегу и вынул из-под стола сумку. — Эй, Рита, ты чего молчишь? Не слышишь? Домой-то собираешься?

— Отвяжись, я занята. — Она зло огрызнулась, не отрывая глаз от монитора.

Ринат удивленно глянул — Ливанская и четыре часа назад, когда он уходил мыться, вот так же сидела, прямая, как палка, и заполняла карты.

— Ты что такая нервная?

— Я не нервная, я нормальная, — она бросила так же резко, но тут же выдохнула: — Извини, я не хотела. Устала просто.

— Давай пойдем пива выпьем. — Бикметов подошел и облокотился на стол рядом с ней. Он еще не переоделся, и Ливанская на секунду прикипела взглядом к крошечным пятнышкам крови на хирургической пижаме. Но Ринат вырвал ее из размышлений. — Тебе надо расслабиться, ты как натянутая струна. Что случилось? — он участливо заглянул в глаза.

С утра между хирургами распределили интернов. Как и предсказывал Бикметов Ливанскую тоже нагрузили девочкой. Хорошей вроде бы девочкой. Но Ливанская, после прихода этих интернов, почему-то стала сама не своя, и вела себя еще более нервно и неуступчиво, чем обычно.

— Да ничего. Я, правда, устала. Пойду домой, высплюсь. Завтра буду как огурчик. — Она решительно захлопнула лежащую на столе историю и поднялась.

— А что насчет пива?

— Мне оперировать завтра, — она, неприятно задев Бикметова плечом, ушла за ширму.

И принялась яростно сдирать с себя хирургическую пижаму, закрывая разговор.

13

27 мая 2015 года. Среда. Москва. Восемнадцатая городская больница. 09:05

— Когда вам поставили диагноз язва желудка? — Валерий Арсеньевич быстрым движением потер руки, согревая. Пациент покладисто оголил рыхлое белое брюхо:

— Ну… — он подтянулся на кровати и предположил, — лет пять, наверное.

— В больницах лежали? — Майоров начал пальпировать, чутко прислушиваясь к своим ощущениям. Поймал взгляд пациента, глядящего ему за спину, и мимоходом объяснил: — Интерн. Он тихо постоит, не обращайте внимания.

Мужик на кровати понимающе хрюкнул и кивнул:

— Лежал… Да каждый год лежал.

— Не помогало? — хирург разговаривал с пациентом запросто, будто между прочим.

— Да какой… — тот махнул рукой: — Полгода не болит, потом опять.

— Сейчас боли есть?

Пациент покачал головой:

— Не, нет. Рвет только через день.

— Чувствуете? — Майоров нажал на живот.

— Да нет, — мужик пожал плечами и завозился на койке.

Хирург закончил пальпацию и принялся быстро и неразборчиво делать отметку в карте.

— Сегодня не есть, не пить после семи, вечером клизму, завтра на операцию. К вам анестезиолог зайдет, побеседует, — и махнул рукой интерну: — Пошли дальше.

И уже за дверью, стремительно переходя от палаты к палате, бросил:

— Что скажешь?

— Стеноз привратника желудка как осложнение язвенной болезни.