Саалама, руси

— Да знаю, знаю. Это я так, бурчу по-стариковски, — батюшка с кряхтением переступил через груду досок на полу — сколько лет прошло, а ремонт в часовне так и не закончили: то одно развалится, то другое. И сам он сильно сдал, очень постарел.

Андрей переступил порог и непривычным движением потянулся двумя пальцами ко лбу. Отец Михаил оглянулся и, нахмурив густые брови, махнул рукой:

— Пальцы-то путаешь! Бога не гневи. Показуха. Для меня, что ли, стараешься? Брось.

Парень усмехнулся и опустил руку, не доведя до плеча.

— Работаешь? — батюшка как-то уже совсем по-домашнему засуетился около чайника в предбаннике.

— Работаю, куда я денусь.

— И как? — старик проницательно глянул на парня: — Нравится?

Чай пили долго — с толком, с расстановкой. Андрей, в общем, уже притерпелся, хотя на самом деле не выносил травяные настои. В часовне было хорошо — спокойно, уютно. Впервые за неделю можно на полчаса расслабиться. Правда, удушливо пахло ладаном, но тут всегда так.

— Ты все еще ездишь на те квартиры?

Гадетский поднял глаза. Отец Михаил, отставив чашку, смотрел на него сурово и проницательно. Ощущение спокойствия сгинуло, как не бывало. Парень подобрался, уткнулся взглядом в блюдце и уклончиво ответил:

— Иногда.

— А крестный знает? — батюшка продолжал сверлить его пытливым взглядом, и Андрей, растягивая время, взял с блюдца конфету. Медленно и аккуратно развернул фантик, сложил его пополам, потом в четыре раза. Положил обратно на блюдце и только после этого начал вертеть в пальцах шоколадный брусочек, будто не зная, что с ним делать — с детства не ел сладкого. Даже сидя на игле не ел.

— У меня есть свое мнение.

— Тогда почему бы не высказать его крестному? Чай, не чужой человек.

Гадетский с неожиданным для самого себя ожесточением бросил конфету обратно на блюдце и слишком громко, чтобы это вышло случайно, брякнул чашку о стол:

— Почему я должен за все перед ним отчитываться?! — парень вспыхнул и опустил глаза. — Простите, — он помолчал минуту, а потом сцепил пальцы в замок, упираясь в него лбом: — Сами скажете?

Отец Михаил снисходительно усмехнулся:

— Ну что я — доносчик? — и задумчиво покачал головой: — Мне не нравится, что ты молчишь. Это нехорошо.

— У нас с ним мнение разное, мы друг друга не поймем, — парень снова не смотрел в глаза. И это тоже было нехорошо.

— А куда хочешь, туда и увози, — батюшка махнул рукой, и с рукавов рясы в разные стороны брызнули грязные капли. Толку с того огорода чуть, а работы невпроворот: — Юра, — опять болела поясница, он, кряхтя, опустился на стул, — я тебе сейчас не как священник, а как друг говорю. Убери отсюда пацана. Вот сколько ты, столько и я в этом дерьме варюсь. Прости меня, Господи, — батюшка торопливо перекрестился. — Я эту психологию знаю. Он здесь все с этими разговоры разговаривает, как ни погляжу, трутся вместе.

— Это социальная адаптация.

Талищев был моложе — отец Михаил с грешной завистью проследил, как мужчина легко забрался на табурет и сволок с полатей скрученный рулон грязной полиэтиленовой пленки — грядки укрывать.

— Ему надо учиться снова с людьми общаться.

— Вот именно что с людьми! — обычно тихий, спокойный, отец Михаил выкрикнул сгоряча, тут же снова перекрестившись, и проворчал: — Доведешь до греха, — но не отступил. — Это для Бога все равны, для меня да для тебя. А он — мальчишка, дурак. Это болото его засасывает, — он тяжело опустил руку на стол. — Свою дурость сделал — расплатился. Нечего ему с ними тереться. Нечего и незачем. Юра, я тебя прошу, — батюшка серьезно, будто даже поучительно, постучал пальцем по столешнице, — забери его отсюда. Вот прямо сейчас и забери.

Отец Михаил стоял в дверях часовни, провожая взглядом Андрея, идущего к лечебному корпусу. На душе было как-то беспокойно, муторно.

16

01 июня 2015 года. Понедельник. Москва. Восемнадцатая городская больница. 10:55.

— Ну что, ребята, ждете? — Майоров вошел в ординаторскую с привычной добродушной улыбкой, интерны торопливо подобрались. — Все, что ли, собрались?

Раздался нестройный согласный возглас.

— Посмотрим сегодня, как вы у нас узлы вяжете. Сами понимаете, Дина Борисовна своим временем не всегда располагает, поэтому проверять вас буду я. А то как вас в операционную пускать? — хирург насмешливо посмотрел на молодежь.

Прежде чем к ним пришел запыхавшийся Майоров, интерны уже битый час ждали в кабинете для совещаний. Андрей с Янкой тренировались в четыре руки, путаясь в нитках и больше мешая друг другу, чем помогая. Малика сидела в углу, уткнувшись в методичку. А Ленька от нечего делать слонялся из угла в угол, нервируя девушек рассуждениями о каких-то сложных узлах, о которых у них было весьма смутное представление, и сыпал нудными зубодробильными терминами, наводя еще большую тоску. Не госэкзамен, конечно, но ударить в грязь лицом перед новыми коллегами не хотел никто.

Хирург это сразу понял и, рассаживая ребят вокруг себя, насмешливо улыбался в пушистые усы, вокруг глаз разбежались веселые морщинки.