Саалама, руси

Сам Майоров опустился на край кресла, подавшись вперед к ученикам, и потер руки, согревая ладони. Лицо его стало серьезным.

— Так, ты умеешь, посиди пока, — он махнул рукой, давая отбой своему интерну. Это с виду Валерий Арсеньевич был добродушным балагуром, на поверку строгий дядька к процессу обучения относился серьезно и отдавался ему всей душой. И собственного интерна на умение вязать узлы он проверял с первого дня. Пантелеев искоса недовольно глянул на товарища, этот жест заметил хирург и тут же повернулся к нему:

— Ну что, мужик, давай, принимай удар на себя, — Майоров открыл прихваченный с собой пакет и выложил на стол несколько видов нитей разного диаметра: кетгут, лавсан, шелк, викрил, пропилен. Придвинул их ближе и кивнул: — Выбирай. И давай показывай мне обычный хирургический узел.

Пантелеев ощутимо побледнел и потянулся выбирать тип нити.

Следом за «двойным» хирургическим узлом пошел обвивной, потом морской, потом женский.

Ленька все больше путался, нервничал и, то и дело перетягивая, рвал нить.

— Медленно работаешь. Чтобы в операционной делать медленно, надо уметь делать быстро.

У парня от волнения на лбу выступила испарина. Не то чтобы не умел — это все умели. Но одно дело в анатомичке часами тренироваться — не понравилось, не получилось — разрезал, сделал заново. А другое — под пристальным взглядом хирурга, который внимательно смотрит на твои руки и не моргает. Лицо интерна от натуги и напряжения приобрело гротескно-комичный вид. Майоров уже несколько раз, теребя, развязал его узлы.

— Аккуратнее, нить порвешь.

Пантелеев напрягся, постарался исправить. Нить слишком натянулась, истончилась и, конечно, на четвертом узле порвалась.

— Не сдал, учись, — Хирург покачал головой. — Тренируйся-тренируйся, чем больше будешь тренироваться, тем лучше пойдет. Смену отработал, домой пришел — нитки в руки и вперед. Давайте, девочки, теперь вы, — он повернулся к оробевшим девушкам.

Москва. Восемнадцатая городская больница. 14:15

— Уф, не поверишь, сам устал. — Майоров положил на стол пластиковый контейнер с домашней едой и тяжело опустился на стул напротив Ливанской. Врачи питались в той же столовке, что и больные. Просто больные (ходячие, во всяком случае) шли в две смены с часу дня, а врачи подтягивались позднее. Ели, в принципе, то же, что и пациенты. Сегодня был невнятный рассольник, почему-то, вопреки своему названию, совершенно несоленый, зато с плавающими в его мутных глубинах длинными полосами огуречной кожуры. Пупырчатые темно-зеленые шкурки со стороны выглядели затаившимися в камышах перловки крокодилами. На второе было жидкое, безвкусное картофельное пюре и вполне съедобная котлета, мягкая и нежная, как вата, из-за добавленной в нее манки.

Валерий Арсеньевич с довольным видом гурмана открыл защелки вакуумной упаковки — из контейнера потянулся аппетитный запах домашнего супа, заботливо приготовленного женой.

— Отмучился? — молодая женщина взяла второй кусок хлеба и усмехнулась.

— Более-менее, — Майоров сочувственно проследил за тем, как она с голодным аппетитом поглощает больничную еду. — Как ты можешь это есть?

— Ты сегодня пациентам рассказывал, что тут все вкусно, я сама слышала, — женщина рассмеялась.

— Ну, так то пациентам, — хирург кхекнул и с довольным видом запустил ложку в жирно поблескивающий, чересчур наваристый борщ, сконфуженно глянул на коллегу. — Вредно, но вкусно.

— Ешь, жизнь вообще вредная штука.

— Хочешь? — мужчина сделал рукой щедрый приглашающий жест. — Я с тобой поделюсь.

Ливанская рассмеялась:

— Да не надо, мне все равно. Я все что угодно съесть могу, лишь бы побольше. Столько лет вечно голодная ходила — у нас никогда досыта не наедаешься.

Майоров удивленно на нее посмотрел, но ничего не сказал, а сама Ливанская не заметила, что все еще говорит «у нас» про Африку, а не про Москву. Мужчина тоже съел пару ложек и хмыкнул:

— Ты бы хоть спросила, как твоя девчонка сдала.

Она больше для вида, чем из искреннего интереса, повернулась к коллеге, тот неуверенно повел плечом:

— Ну, в целом делает. Но, так скажем, без особого блеска. Ты бы тоже поработала с ней, подучи малость, покажи сама. Мой вяжет, как всю жизнь вязал, а я все равно каждый день наново проверяю. И ты позанимайся. Как в операционную будешь брать?

Молодая женщина равнодушно кивнула:

— Ладно, постараюсь…

— Извините, — скрипнул стул, Гадетский брякнул о стол тарелку и сел рядом с Ливанской. Женщина замолчала на середине фразы, повисла тишина. Она опустила ложку и, не доев, вдруг резко поднялась, отодвинутый стул громко неприятно скрипнул. Майоров удивленно проследил взглядом за уходящей коллегой, Андрей замер на секунду, но тут же равнодушно уткнулся в тарелку.

17

Москва. Ул. Панферова. 22:55.

— Могли бы просто к Юрию Альбертовичу в деревню съездить, — Малика перелистнула страницу и принялась заполнять следующую. «Дневник интерна» никто, даже она, не заполнял вовремя. Это делалось второпях, кое-как, в конце недели, за все дни разом.