— Я вот что надумала. Она девка норовистая, может наделать беды, потом не расхлебаем. И пойдут слухи, что-де у Пожарского на дворе разврат и непотребство. А мне дочек замуж отдавать… Кто их возьмет? Ради них стараюсь, всех в строгости держу. Великая старица Марфа нашла государю новую невесту — княжну Марью Долгорукую. Это уж решено. Я поеду к старице и попрошу: пусть бы забрала у нас Вассу в подружки к княжне Долгорукой. У царской невесты должны быть подружки, она их с собой и в Верх приведет. Акулина же как раз по годам и по роду подходит. А Марья, став государыней, найдет ей хорошего мужа.
— Да, княгиня-матушка, разумно придумано, — согласился Чекмай. — Только пусть сперва починят твою колымагу. Она, Пафнутьич сказывал, рассохлась и лесенку поменять надобно. Велю сегодня же, прочие дела отставив, готовить тебе колымагу. И поскорее бы избавиться от девицы — ежели она повадится ночью бегать по новому дому и прочим строениям, далеко ли до беды?
— Да только одно меня смущает. Точно ли она княжна? Мамке Григорьевне очень легко было бы привести к нам девку низкого рода и выдать за дочку князя Зотова. И мамкина ночная беготня меня беспокоит. Девка княжьего рода к смиренью приучена, по ночам невесть где не скачет. Хочу убедиться. Дознайся.
Это было повеление.
— Вели Смирному идти на Ивановскую к площадному подьячему Савелию Виннику. Наш Ермолай Степанович уже просил его разведать о князьях Зотовых. Может, как раз сведения и подоспели.
— Так передай ему, что велю. И вот что… — княгиня помолчала. — Ты знай, что я никогда о тебе плохо не думала, ни на миг в тебе не усомнилась. Молилась за тебя. И муж — также. Не усомнился.
— Оттого-то мне и было стыдно…
— Прошло и быльем поросло. А теперь — ступай с Богом.
Чекмай вернулся на гульбище.
— Точно ли ты Ермолай Степанович, хочешь поглядеть на Адамку Руцкого, пока его душу черт не прибрал?
— Да.
— Только ты, Ермолай Степанович, чуть что — за нож не хватайся.
Смирной поглядел исподлобья.
Нож, дважды ему послуживший, уже висел на поясе. Старый подьячий взялся было за рукоять, да опустил руку. Чекмай хотел было просить, чтобы Смирной оставил клинок дома, да передумал — нельзя же до такой степени товарищу не доверять.
— Адамку Руцкого подлечат, чтобы в руки катам передать. Теперь-то он допроса не выдержит. А знает немало.
— Мне бы вызнать, кто еще мою доченьку погубил, — тихо сказал Смирной. — Их же не двое было. С Пшонкой я посчитался, с Руцким — как Бог дал… И где она, моя бедненькая, лежит — неотпетая, без креста…
— Надо бы у князя взять позволение для тебя. Меня-то сторожа знают, Бусурмана каким-то чудом пропустили. Ну, что, идем в приказ? Я зайду, ты меня подождешь.
— Я на Ивановскую тем временем схожу, — решил Смирной.
Так и сделали.
Князь был недоволен, что Чекмай явился в приказ.
— Велено ж тебе было тут не мельтешить. Мы еще не докопались, кто у меня тут — изменник… — прошептал он. — Еще и эта забота у нас впереди. Ну, Бог с вами, велю, чтобы Смирного в узилище пустили, — князь потянулся за очиненным перышком, подвинул к себе стопку бумаги, начертал несколько строк, сложил, припечатал воском и прижал воск своей печаткой.
Изображение на ней всегда смущало Чекмая. Там был щит, в щите — ворон, клюющий череп, щитодержатели — два льва на задних лапах, над щитом — корона, под щитом — чудище. И вокруг — имя и звание князя. Происхождение печати Чекмай знал — она досталась много лет назад, была военной добычей, отчего-то князю полюбилась, он велел мастеру прежние буквы убрать, новые изобразить. Но вся эта живность была какая-то нерусская, особливо ползучее чудище с крошечными крылышками.
Чекмай поспешил убраться из приказа и пошел на Ивановскую.
Смирного с Винником он отыскал не сразу.
— Любопытное дельце, — сказал Винник. — Врать не стану — я довольно быстро сведения собрал. Коли надобно что для вашего князя — охотно послужу. Замолвите словечко?
Чекмай посмотрел на Смирного — тот кивнул.
— Да, — твердо сказал Чекмай.
— Ну так вот — моя удача была такова, что я одно нужное разведал, а другого разведать пока не могу. Может, с вашей помощью…
— Сказывай.
— Сперва отойдем в сторонку.
Винник Чекмаю понравился: и глядел прямо, и говорил прямо. Да и то, что Смирной его хвалил, много значило.
— Вот что я знаю доподлинно, — начал он. — У мужа старой княгини был братец, и когда царь Борис разорил романовский род, братец, близкий к нынешнему патриарху, успел сбежать. Где его нелегкая носила — того не знаю, где отсиживался в Смуту — одному Богу ведомо, а недавно человек, назвавшийся Данилой Зотовым, вдруг объявился и был принят патриархом очень ласково. Ну, дары, почести… Сказывали, он успел унести какие-то важные бумаги, письма, расписки. Правды не знаю, а сдается — это как-то связано с Расстригой, которого Романовы привечали. Ежели так — эти бумаги могли тогда понаделать беды. Вот единственный, кто может опознать мамку княжны Зотовой. А уж как она станет доказывать, что девица — доподлинно княжна, того я не знаю.
— А есть ли у князя Зотова наследники? — сразу спросил Смирной.