— Эрлингссон! Не хочешь ли как-нибудь поохотиться со мной?
Я оглянулся и оскалил зубы:
— Как-нибудь.
Мы проторчали в Хандельсби еще несколько дней, а отец всё никак не возвращался. Так-то это ничего не значило. Хирды могли задержаться на седмицу-другую по разным причинам: шторма, ранения или поломка корабля. Может, отец отсиживался на каком-нибудь острове, выжидая, пока уйдет морская тварь. Потому я решил сходить в Сторбаш без него. Вернусь, и тогда встретимся.
Плохо еще, что Тулле так и не вышел от Мамирова жреца. Даже Магнус не мог сказать, в чем там дело. Поначалу через стаю я слышал, что Тулле жив и здоров, слышал, что он не в Хандельсби, а где-то выше, в горах, скорее всего, вместе со жрецом. А потом вдруг перестал его слышать вовсе. Я чуял, что его огонь не погас, да и болью меня не резало, но теперь Одноглазый будто оказался за стеной. И, как ни странно, это меня успокоило. Значит, жрец чему-то учит Тулле, а не пытается его забрать. Это пусть. Чем больше умеет и знает мой хирдман, тем лучше.
В Сторбаш я собирался пойти на одной лишь «Лебеди» и только со старыми проверенными ульверами, однако Простодушный оставался в Хандельсби за старшего. Ладью я отдам отцу, она отлично подойдет для небольших походов в ближайшие деревни, а вернемся мы на одном из спрятанных драккаров, что когда-то отобрал у нападавших на Сторбаш Альрик.
Перед отплытием я раздал часть серебра хирдманам, часть оставил в Хандельсби вместе с оружием и прочими вещами, но немалую его долю я отвезу в Сторбаш. Пусть хранится там. В случае чего уверен, что отец не поскупится и отдаст серебро моим ульверам.
Мы готовились отплыть с рассветом. И когда Офейг уже отвязывал «Лебедь», на пристани показались двое мужчин. Они побежали к нам, и один из них крикнул:
— Кай! Погоди! Возьми с собой Хакона!
Я придержал ладью, пока они не добрались до нас, потом махнул рукой, мол, давай сюда. Младший тут же перескочил через борт и остановился, повернувшись к берегу.
— Отец!
— Иди! Кай, увези Хакона! Я этого не забуду, клянусь топором Фомрира!
— Харальд! — прервал я хорошо знакомого воина. — Давай тоже к нам!
— Я на службе у конунга, не могу.
— Рагнвальд позволит, я с ним поговорю. К тому же ты скоро вернешься. Я ненадолго, лишь родных проведать.
— Отец, пойдем! — воскликнул Хакон.
Харальд, некогда Косматый, а ныне Прекрасноволосый, чуток посомневался, посмотрел назад и перепрыгнул на «Лебедь».
— Вёсла разобрать! — крикнул я. — На воду!
И ладья легко отплыла от пристани.
Пока мы петляли по фьорду, вглядываясь в воду и еле перебирая веслами, мне было не до разговоров. Лишь когда «Лебедь» вышла в море, я смог выдохнуть.
Только сейчас я рассмотрел, что Хакон в свои четырнадцать или около того зим уже был на пятой руне, а нравом и выдержкой мог бы сравняться с мужем тридцати зим. Это Вагн Быкоголовый, ярлов сын, мог выкрикивать глупости за конунговым столом. Да, он тоже прошел немало сражений для юнца, но его всегда прикрывали и поддерживали воины из дружины отца. Хакон же видел разоренную деревню, обугленные трупы матери и братьев, жил у чужих людей, пока Харальд бегал по хирдам и выгрызал себе руны, а потом и вовсе присоединился к хирду отца. Сравнивать Хакона и Вагна — все равно что сравнивать дикого кабана с домашней свиньей.
Едва Харальд запрыгнул в ладью, мальчишка тут же успокоился, сел так, чтоб никому не мешать, и поприветствовал ульверов, которых знал.
Харальд Прекрасноволосый дорос до хельта, видать, немало за прошлую зиму поубивал тварей.
— Ну, что случилось и почему ты хотел, чтоб я взял Хакона с собой.
— Скиррессоны, — выплюнул Харальд. — Они никак не угомонятся. За две зимы пропали почти все мои хирдманы.
— Пропали? — удивился я.
— Да. Ни трупов, ни крови. Пошел отлить — и исчез. Осматривал вместе с дружинниками остров — и исчез. Может, Скиррессоны оставили нас напоследок? Я — ладно, но Хакон должен жить.
— Почему раньше ко мне не пришел? Мы тут уже седмицу живем.
— А толку? Мы вон тоже едва не на конунговом дворе ночуем. Боялся, что они догадаются и поспешат нас прирезать, потому и пришел лишь перед отплытием. Я не прошу тебя взять Хакона в свой дом или свою деревню, не хочу принести беду на твой порог. Оставь его где-нибудь в другом месте, в Мессенбю или где еще. Он сильный и смекалистый, сам справится.
Хакон слышал, что говорил его отец, и явно был не согласен с ним, хмурился, кусал губы, но молчал.
— Если они так хотят отомстить за Скирре, то и до меня доберутся, — я усмехнулся. — Ну, или попытаются. Так что Хакон пусть поживет у моего отца в Сторбаше. А ты… Не хочешь пойти ко мне в хирд?
— К чему? — пожал плечами Харальд. — В конунговой дружине тоже немало хельтов, а толку с того?
— Так суть не в рунах, а в дарах. Мой немного схож с твоим, только тянется не к одному человеку, а сразу ко всем хирдманам.
— Чуешь, где каждый из ульверов?
Я кивнул.
— И если я вдруг исчезну…
— Я узнаю. И найду. И хельтов у меня предостаточно, чтоб сладить с остатками Скирревой дружины.
Лучших-то мы уже перебили вместе с их ярлом.