Сага об Эм, или постпубертатный анаморфоз (СИ)

— Ведьмаки долго не живут, — тут же нашлась Вилена, прекрасно понимая, что вопрос о другом, бросила взгляд на его состарившееся лицо и добавила: — а ты уже все дозволенные границы пережил. Пережиток.

— Счастлив, что смог тебе угодить, – сухо отозвался Геральт, потирая разнывшуюся поясницу.

— Не обольщайся. Осчастливишь меня не раньше, чем пырнешь себя мечом.

— Могу пырнуть тебя, но только если очень попросишь. Рукой лень двигать.

— Ладно, — нетерпеливо оборвала чародейка, — хватит нежностей, мне в этой норе долго находиться совсем не хочется.

— Так говори уже, — обозлился ведьмак на ее молчание.

— Есть хорошая новость и плохая. С какой начать?

— Не беси меня.

— Нечего здесь ловить. — Геральт смерил ее холодным неодобрительным взглядом. - Что? Ну да, эта новость и хорошая, и плохая. И все же, я уверена: это не для того, чтобы тут же ее убить. Изучать — сомнительно… Поезжай куда-нибудь, нажрись, отогрейся, и ради всех богов, приди уже в себя!

— Надо же. Столько заботы.

— А толку от тебя, если ты там растянешься, придавленный своими же мечами? Отвлекись, развейся, помацай баб, выпусти кишки кому-нибудь, галлюциногенов прими, не знаю, что там еще вы делаете…

— Это ты по своему ведьмаку судишь?

— Не трогай его, — предупредила Вилена ощерившись, и Геральт удивленно вскинул брови. — Тоже мне великомученик! А, делай, что хочешь, не моя печаль!

Она изящно махнула на него рукой, хлопнула дверью, загасив свечи, и комната снова погрузилась во мрак.

====== 6.10. ======

Привыкшие к определенному укладу жизни, правилам, ограничениям, отверженные безропотно ожидали шанса искупить свою вину, однако страх гибели и сожаления все равно их не оставляли. У каждого из них была своя история и сомнительные обстоятельства, из-за которых путь трагически обрывался. Каждый мог рассказать, почему ему просто необходимо вернуться домой и завершить дела. И все же ни у кого не возникало даже идеи противиться судьбе, роптать на нее. Если все так повернулось, значит, того хотела от них природа. Единственным исключением был мальчик с соломенными волосами: в нем кипела буря чувств, обида на предательство, желание избежать смерти любой ценой. Так воспитывал его дед — быть свободным, непредвзятым, сильным, скрытным, до тех пор, пока его самого не схватили за «вольнодумство и подстрекательство» по докладу собственной дочери.

Малей не боялся незнакомой девушки в бордовом платье, ставшей для отверженных настоящей головоломкой. Наоборот, он подспудно чувствовал, что она другая, такая, как он, не вписывается в общепринятые рамки. Именно поэтому он спокойно сел рядом, когда Эм внесли, в отличие от других, предпочитавших удовлетворять любопытство на расстоянии.

Ждать пришлось долго. Девушка медленно пришла в себя, посмотрела сквозь мальчика, стоявшего над ней, ухватила взглядом другие лица отверженных, испуганно отхлынувшие в сторону, и, под гнетом прожигающей шею боли, снова закрыла глаза. Подобной слабости ей еще не доводилось испытывать.

— Ты что такое? — спросил Малей озадаченно прямо в ее ухо. у Эм не было ни сил, ни желания отвечать. — Они тебя боятся. Считают, ты — урод.

Почему бы и нет, подумалось ей. Раз уж все здесь извращено, выходит, что окружающие психически и анатомически полноценны, в отличие от нее. Она — урод… Наконец хоть что-то, напоминающее дом! Но как же там было? .. Аэдирн, Повисс, Ривия, Ливия, Нижняя Мархия… Саския и Фольтест, Демавенд, Мэва… Махакам, добрые, славные, честные, работящие гномы и краснолюды. Да, так было на самом деле. Именно так, не иначе.

— Плохо выглядит, — продолжал мальчик, изучая запекшуюся рану Эми. Вздувшиеся перламутровые линии, смешанные с кровью, уходили к подбородку, правому уху и, по всей видимости, съехали ниже ключиц.

«Почему я не могу решать, как провести остаток жизни? — спрашивала она себя, не справляясь с тягостными эмоциями. — Разве это не мое право? Я не хочу умирать в чужом мире, среди тех, кого не знаю. Цапля», — вспомнила она неожиданно, не слушая Малея. Перо цапли в чудаковатой шапочке Лютика, его манеры и «благоразумная трусость». А мог бы он сам изобразить цаплю? Надо было спросить его, когда была возможность. Вот кто нашел бы здесь неиссякаемый источник вдохновения! Жаль, что сношаться с кем ни попадя было бы затруднительно, но можно найти вездесущую Серафиду и полюбовно договориться: скажем, обменять разрешение на ее же собственный нос. Если у нее вообще есть нос.

А Геральт? .. Перед глазами всплыла фантазия: ведьмак на одной ноге, с прижатыми руками, издает птичий клич в попытке изобразить цаплиную долю. У Эм клич больше напоминал предсмертный вопль драного петуха, хотя Геральт, стоило отдать ему должное, в плане позы и устойчивости держался молодцом.

— … говорили, — отдаленно звучал голос мальчика, — что они величиной с палец, залезают внутрь…

Как это — быть поэтом и музыкантом? Наверное, нужно быть наблюдательным и тонко чувствующим человеком. Что бы Лютик сейчас сказал?

«У человека-жерди наличествовал плюс, — начала Эми, глубоко задумалась и добавила: — Но без высокой лестницы я в нем не разберусь».