Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод, комментарий

Неясно, использовал ли автор саги непосредственно сочинения Лукана и Исидора. Можно сказать определенно, что в конце XII в. в Исландии оба автора были хорошо известны. Приблизительно в 80-х гг. этого века в окружении епископа Скалахольта была написана «Сага о римлянах» («Rómverjasaga»), представляющая собой вольный перевод сочинений римского историка I в. до н. э. Саллюстия «Югуртинская война» и «О заговоре Катилины» и «Фарсалий» Лукана. Позднее, около 1200 г., там же создается «Всемирная сага» («Veraldar saga») – исландская историческая хроника от сотворения мира до конца XII в., ядром которой явились работы Беды Достопочтенного и Исидора, а часть, посвященная истории Рима, основана главным образом на созданной ранее «Саге о римлянах» и «Фарсалиях» Лукана (Jakob Benediktsson 1993b, 1993c). В «Саге об Ингваре», однако, следов непосредственного влияния рассказа о Якуле, содержащегося в сочинении Лукана, не прослеживается: кроме имени монстра, ничто, как кажется, не говорит о прямом заимствовании из текста «Фарсалий». Представляется более вероятным, что автор саги почерпнул информацию из вторых рук, возможно в пересказе. Дополнительной опорой в этом случае (как и в других эпизодах «Саги об Ингваре») для него стало, скорее всего, сочинение Исидора, в котором кратко упомянуто о драконе Якуле.

Д. Хофманн отметил, что в «Саге об Ингваре» латинское слово iaculus употреблено в качестве имени собственного, хотя у Лукана и Исидора оно, скорее всего, использовано в нарицательном значении (Hofmann 1981. S. 209–210).

⁷³Следующей ночью на страже стоял Вальдимар. […] и рассказал Ингвару всю правду. – Несмотря на то что Ингвар под страхом сурового наказания запретил своим спутникам сходить на землю без его ведома, Вальдимар, нарушивший этот приказ, не был наказан. Е. А. Мельникова видит в этом намек на особый статус Вальдимара в отряде Ингвара и считает это дополнительным аргументом в пользу своего предположения о том, что образ Вальдимара восходит к реальному историческому прототипу – новгородскому князю Владимиру, сыну Ярослава Мудрого (Мельникова 1976. С. 82. См. также ранее, коммент. 63). Это вряд ли можно считать весомым аргументом для отождествления Вальдимара саги с реальным Владимиром Ярославичем, поскольку данный эпизод является сюжетным повтором ситуации, описанной в саге раньше и касавшейся проступка Кетиля, который, нарушив запрет Ингвара, также не был наказан. Более вероятно было бы объяснить такое особенное положение этих героев тем, что они представлены в саге ближайшими соратниками Ингвара, что, очевидно, и показал автор, подчеркнув в сюжете их относительную независимость от его распоряжений.

⁷⁴И когда Якуль пролетел над тем кораблем, которым правили два священника, выплюнул он столько яда, что погибли и корабль и люди. – Фрагмент, описывающий гибель корабля, которым правили священники, вновь показывает читателю, что земли, куда приплыли герои, таят опасность именно для христиан.

⁷⁵Манеры женщин (букв.: женская учтивость; kuenna kurteisi). – Слово kurteisi (также: korteisi: 1) учтивость, любезность, обходительность; 2) рыцарство, рыцарский дух, рыцарское достоинство и т. п. – Cleasby, Gudbrand Vigfusson 1957. P. 359) – нетипичное для исландского языка заимствование из французского. Оно вошло в язык довольно поздно, с появлением моды на континентальные рыцарские романы, и стало широко употребляться в XIII–XV вв. в популярных переводных романах, а позже и в возникших на исландской почве рыцарских сагах (об эволюции жанра рыцарской саги в Исландии см.: Матюшина 2001). Слово настолько прочно ассимилировалось в языке, что в тех случаях, когда им обозначали личные качества женщин, оно стало использоваться не только для характеристики иноземных красавиц, но и для рассказа о собственно исландских героинях.

⁷⁶ …потому что он хотел узнать, могла ли она говорить на разных языках […] и на многих других [языках], которые были в ходу на Аустрвеге. – В «Саге об Ингваре» вновь поднимается тема языковых контактов на Восточном Пути. В тексте перечисляются языки, которыми владела Силькисив: hon kunni at tala romuersku, þyuersku, donsku ok girszsku ok margar aðrar, er gengu um austurueg («она могла говорить на латыни, по-немецки, по-датски и по-гардски, и на многих других [языках], которые были в ходу на Аустрвеге». – YS. Bls. 15:13–15). Во введении уже была дана характеристика «датского» и «греческого/гардского» языков (см. с. 88–90). Два других, упомянутых в данном фрагменте, – «римский/латинский» и немецкий.