Сагарис. Путь к трону

Когда он в гневе метнул дротик в Сагарис, это был чисто импульсивный поступок. В тот момент он не желал ей смерти. Гавий лишь сильно ревновал её к Бренну, с которым она проводила слишком много времени. Для него не осталось тайной, что девушка и Галл устраивают тренировки с оружием в дальнем конце сада. Он замечал, какими глазами Бренн смотрит на Сагарис, и постепенно ревность начала перерастать в мстительное чувство. Временами ненависть к девушке затмевала любовь, и в такие моменты горбун готов был убить её. Особенно усилилось его желание наказать Сагарис во время перехода к Альпам. Атти обычно возглавлял толпу беглецов, а Бренн и Сагарис постоянно держались вместе, что для Гавия было как нож под сердце, — они замыкали колонну рабов с небольшим отрядом наиболее обученных воинскому делу мужчин. Это была нелишняя предосторожность. Никто не мог дать гарантий, что их не догонит кавалерийская ала. И встретить её должны были люди, привычные к оружию. Иначе римляне могли вырезать восставших рабов, как баранов.

Увы, Гавию не разрешили присоединиться к отряду, который возглавлял Бренн. Его определили заниматься хозяйскими делами. Сагарис знала, что горбун мог складывать цифры и был неглупым человеком, хоть и упрямым, как осёл. Его нельзя было переубедить, а тем более — подкупить.

Одной из самых важных проблем для восставших рабов было пропитание. Запасы еды были скудными, их расходовали бережно, более-менее сносно кормили только мужчин, способных держать оружие, а женщинам и детям попадали крохи, поэтому они часто голодали. Гавию было предписано строго беречь съестные припасы и выдавать их только по указанию Атти в общий котёл или сухим пайком — для разведчиков, которые шли впереди беглецов. Женщины нередко умоляли горбуна дать хоть чёрствую лепёшку для голодного ребёнка, однако ни уговоры, ни жалобный плач на него не действовали. Он был безжалостен и неприступен, как скала.

Долго наблюдать за любовными играми Бренна и Сагарис у горбуна не хватило душевных сил. Проклиная всё на свете: и неверную амазонку, и Галла, и родителей, и свою судьбу — Гавий потихоньку удалился от влюблённых и пошёл к коновязи, где в этот момент жевали свежескошенную траву ослики пастухов овечьего стада. Отвязав одного из них, он потихоньку потащил упрямое животное к горной тропе, которая вела в долину. Но тут его окликнул ночной дозорный:

— Эй, кто там?

— Не ори. Это я, — тихо ответил горбун, сжимая в руках свой остроотточенный кинжал.

— А, Гавий... — Из темноты нарисовался конюх из латифундии Гая Рабирия. — Какой нечистый тебя носит в столь позднее время? И зачем тебе осёл?

— Надо! — отрезал горбун, но потом спохватился и примирительно молвил: — Ладно, это, конечно, тайна, но тебе скажу. Слушай...

Бывший конюх, детина немалого роста, склонился к Гавию, чтобы лучше слышать, и горбун вогнал ему кинжал точно в сердце, бедолага даже не вскрикнул, только издал тихий стон.

— Идиот! — пробормотал горбун. — Угораздило тебя стать на моём пути...

Он искренне сожалел о содеянном. Конюх в латифундии Гая Рабирия был одним из немногих, кто относился к горбуну как к равному, по-товарищески. Но иного выхода у Гавия не было — конюх мог поднять тревогу или просто разболтать всем о странном поведении горбуна. А это совершенно не входило в его планы.

Ещё с вечера Гавий забрался на самое высокое дерево, — несмотря на горб, он лазал, как кошка, — и заметил далеко внизу дымы от многочисленных костров. Сомнений не было — это войско, посланное Сенатом для поимки беглых рабов. В том, что их затея закончится провалом, Гавий совершенно не сомневался. Притом с самого начала. Его погнала вместе со всеми только любовь к Сагарис и больное воображение. Но теперь любовь сменилась ненавистью. Увидев Сагарис в объятиях Галла, он едва не сошёл с ума. Только железная воля, удивительным образом вселившаяся в его уродливое тело, заставила горбуна собраться и принять решение. Месть! Он должен отомстить неверной девке! Шлюха, грязная тварь!..

Тихо ругаясь последними словами, Гавий спускался в долину.

ГЛАВА 6 КАЗНЬ

Квинт Луций Фест, трибун ангустиклавии I Италийского легиона, созданного совсем недавно — 20 сентября 67 года — низложенным императором Нероном, с неодобрением наблюдал за тем, как легионеры распинали пленных рабов, дерзнувших восстать против Рима. Их вполне можно было продать в каменоломни и получить неплохие деньги. Но латифундисты, хозяева восставших рабов, были категоричны — распять! И теперь его солдатам пришлось заниматься грязной работой палачей.

Распятие в Римской империи считалось самой позорной казнью, поэтому применялось для рабов и военнопленных, а также для бунтовщиков, изменников и убийц. В случае убийства хозяина дома все проживавшие с ним рабы вне зависимости от пола и возраста подлежали распятию. А бунтовщики, захваченные в плен легионерами, предали мучительной смерти многих родных и близких владельцев латифундий.