Сагарис. Путь к трону

Зрители — большей частью охранники (которые всегда были настороже), гладиаторы и школьная прислуга — восхищённо взревели. Всё было проделано настолько мастерски, что у ошарашенного ланисты глаза полезли на лоб. Так разобраться с Приском, великим мастером меча, редко кто мог. Что касается гладиатора, то он совершенно озверел. Его, Великого Приска, опозорила какая-то пришлая сучка! И это видела вся школа! Убить, растерзать девку! Приск уже не хотел предаваться любовным утехам. Наказать! С этой мыслью он и набросился на Сагарис, горя желанием отомстить за свой позор.

Именно этого амазонка и ждала. Любая схватка требовала не только боевой ярости, но и холодного рассудка. А Приск словно сошёл с ума. Он молотил мечом по щиту Сагарис, как дровосек топором по непокорному пню. Нанести колющий удар опытный гладиатор был просто не в состоянии — девушка тщательно держала нужную дистанцию.

А затем и вовсе случилось неожиданное. Сагарис вдруг отбросила щит, перехватила руку Приска с мечом, и с такой силой швырнула его на арену, что казалось, земля загудела. Ошеломлённый гладиатор сделал попытку встать на ноги, но тут последовал удар мечом плашмя по голове, и он надолго погрузился в беспамятство...

Во дворе школы воцарилась мёртвая тишина. У ланисты даже челюсть отвисла от изумления. А затем раздался грохот; сначала тихий, нестройный, потом всё более и более громкий. Это били мечами о щиты воины охраны, которые стояли на стенах, окружавших «лудий гладиатори», выражая таким образом своё восхищение блестящим поединком.

— Язата! — вскричала Сагарис, поднимая вверх свой германский меч. — Язата-а!!!

Её переполняло доселе неведомое чувство победителя, которому всегда важна благосклонность зрителей. На миру и смерть красна.

Глава 2 ПРАЗДНИК ИЗИДЫ

Валерий сидел в гордом одиночестве и предавался возлияниям. Небольшой ухоженный сад во внутреннем дворике благоухал цветочными запахами, но безутешный Валерий совершенно не обращал внимания на окружающие его природные красоты. Иногда он тяжко вздыхал, и тогда его высокое чело прорезали морщины, предполагавшие мрачные мысли. А они крутились вокруг Сагарис.

С её появлением в Риме он только и думал про амазонку. Валерий время от времени посещал школу гладиаторов, чтобы с закрытой галереи понаблюдать за тренировками Сагарис. Восхитительное полуобнажённое тело девушки притягивало его со страшной силой. Он готов был бросить к её ногам всё своё состояние, но сдерживал эти порывы, так как точно знал, что амазонку золото не прельщает. Она была полной противоположностью римских куртизанок.

Как почти все богатые граждане Рима, Валерий пользовался услугами распутных девок. Это было древней традицией. Проституток с берегов Тибра прозывали волчицами — «лупа». К ним принадлежала и кормилица Ромула. На куртизанке по имени Флора даже женился один из богатейших патрициев Рима — Таруций. Умирая, она завещала своё огромное состояние Риму. Приняв золото куртизанки, город в знак благодарности установил празднество в её честь — Флоралес. Оно происходило в цирках под руководством эдилов[92] и проституток.

Прежде Валерий с удовольствием посещал такие зрелища. Куртизанки во главе с трубачами выходили из своих домов целым кортежем, одетые в просторные одежды на обнажённом теле, украшенные всеми своими драгоценностями. Они собирались в цирке, где их окружал со всех сторон теснившийся народ. Там куртизанки сбрасывали с себя одежду и показывались совершенно обнажёнными, с готовностью выставляя напоказ всё, что угодно было зрителям. И вся эта бесстыдная постановка сопровождалась самыми непристойными телодвижениями. Куртизанки бегали, танцевали, боролись, прыгали, точно атлеты или шуты, и каждый раз новая сладострастная парочка вызывала крики и аплодисменты из уст неистовствующего народа. А затем на арену при звуках труб бросалась толпа нагих мужчин и при восторженных воплях толпы происходила ужасающая оргия разврата.

Всё это было, было...

Валерий недовольно поморщился, будто съел что-то очень кислое, и поторопился испить кубок до дна. Куртизанки перестали его волновать, прежнее вожделение к распутным жрицам продажной любви как рукой сняло. По вечерам, укладываясь на своё ложе, он мысленно ласкал Сагарис, а затем бесился, что он, имея полное право распоряжаться её судьбой, не в состоянии даже пригласить девушку на пир, не говоря уже про ублажение плоти.

Валерий боялся доноса; рабыня, которая участвовала в восстании, не может быть даже служанкой в приличном доме. Её место на арене, где жизнь гладиатора коротка и большей частью бесславна. Осторожный негоциант, конечно, мог дать ей волю, но он хотел, чтобы Сагарис добыла её своим мечом и чтобы сам император вручил ей рудис — меч свободы. Тогда никакие наветы ему не страшны. Действия императора не подлежат обсуждению или отмене...

Мрачные размышления Валерия прервал раб-нубиец, который охранял виллу.

— Господин, к тебе гость...

— Кто? — раздражённо спросил Валерий.