Сагарис. Путь к трону

Девочка-плебейка была изрядно пьяна, тем не менее сразу определила, что Тит — патриций, и вцепилась в него, как клещ. Она точно знала, что богатый дяденька не только ублажит её плоть, но ещё и денег даст. Так было принято на празднике Изиды. Богиня не любила жадных, поэтому девочка надеялась, что патриций осыплет её золотом. И была недалёка от истины — Тит и впрямь не жалел денег на любовные забавы. А симпатичная малышка явно ему приглянулась.

— Ничего... всё хорошо, — ответил Валерий, мимоходом отмахнувшись от старой мегеры, которая вызывающе трясла перед ним своими отвисшими грудями — пыталась привлечь внимание.

Тит успокоился, удалился в дальний угол, подвинул разгорячённую парочку, освобождая необходимое пространство, и с удовольствием занялся своим любимым делом, на которое у него всегда хватало и времени и денег.

— Валерий, ты ли это, мой милый шалунишка? — раздался вдруг знакомый воркующий голос над ухом негоцианта, который был уже не рад, что поддался на уговоры друга и посетил Изиак; ему почему-то совершенно расхотелось предаваться плотским утехам.

Впрочем, причина этому была, что называется, налицо. Перед его внутренним взором вдруг возникла Сагарис, притом настолько явственно, что он даже испуганно вздрогнул. Естественное для храма Изиды желание найти себе вторую половину испарилось мгновенно; разве можно было сравнить пышные формы женщин, участвующих в оргии, с божественной статью гордой амазонки?

Валерий резко обернулся и увидел знаменитую на весь Рим куртизанку Филенис. Конечно, это было не её имя. Раньше девицу звали Лелия, и носила она прозвище Замарашка. Поднялась она из плебейских низов как раз благодаря Валерию, который сумел рассмотреть в совсем юной нищенствующей проститутке благородный, но неогранённый адамас[95].

Какое-то время она была его единственной любовницей, которой он платил столь щедро, что Лелия обзавелась собственным домом и прислугой. Но затем дела позвали Валерия в дальние края, где он изрядно задержался. Валерий отсутствовал в Риме больше года, а когда возвратился, то вместо преданной ему до мозга костей Лелии он застал ветреную куртизанку Филенис, в клиентах которой значились самые выдающиеся сенаторы и негоцианты Рима.

Этот удар мнительный Валерий перенести не смог (он был влюблён в Лелию, хотя не признавался в этом даже самому себе) и резко прервал с ней все отношения. Лелия-Филенис понять не могла, с какой стати Валерия обуяла ревность (при том разнузданном образе жизни, которую вели практически все аристократы Рима), и долго преследовала его, пытаясь опять завлечь богатого и щедрого негоцианта на своё ложе. Но Валерий в своём решении был несокрушим, как скала. Мало того, он пригрозил спустить на неё собак, если она вздумает явиться к нему на виллу.

— Сальве... — из вежливости буркнул Валерий стандартное приветствие и вознамерился удалиться.

— Постой! — Куртизанка придержала его за тунику. — Разве ты не хочешь вспомнить наше прекрасное былое? Посмотри на меня! Воспылай прежней страстью!

Валерий нехотя глянул.

Филенис блистала красотой. Её густые и пышные волосы цвета старой меди с позолотой выгодно оттеняли несколько бледноватый овал лица, на котором под влиянием винных паров играл лёгкий румянец. Фигура у Филенис тоже была безупречной (естественно, по римским канонам): округлые пышные плечи, широкие бёдра и небольшая грудь, правда, не плоская, как у рожавших матрон, а похожая на два больших наливных яблока. Росту она была среднего, двигалась с изяществом — легко и непринуждённо, а из её удивительно глубоких, бездонных глаз, похожих на маслины, исходил легко читаемый призыв предаться низменным страстям, против которого устоять было практически невозможно. И куртизанка это знала.

Тем не менее Валерий резко освободил край туники из цепких ладошек Филенис и ответил:

— Извини, мне недосуг. Прощай!

Переступая через тела совокупляющихся почитателей Изиды, он торопливо направился к выходу из храма. Ему вдруг всё стало противным: и вонь догорающих жертвенников, и миазмы от потных тел, пребывающих в свальном грехе, и даже запах благородного лавра, которым перед празднованием Изака жрецы украсили храм. Выскочив наружу, он задышал полной грудью, широко разевая рот, как рыбина, выброшенная на берег бурным потоком.

Филенис задумчиво посмотрела ему вслед, а затем резким, неприятным голосом позвала:

— Прискилла! Поди сюда!

Служанка куртизанки вырвалась из объятий козлобородого мужчины, похожего на фавна, и подбежала к госпоже.

— Поправь одежду, сучка! — приказала Филенис.

Прискилла торопливо накинула на голые плечи остатки изорванной одежды (козлобородый оказался слишком горяч и нетерпелив) и покорно опустила голову.

— Валерия видела?

— Да, моя госпожа.

Служанка никогда не забывала о своих обязанностях, даже в пылу страстей, и, естественно, заметила короткий диалог между Филенис и богатым негоциантом, давним любовником куртизанки.

— У него, похоже, появилась постоянная пассия... Как думаешь?

— Похоже на то, — осторожно ответила Прискилла.