Сахара и Сахель

Пересуды на местные сюжеты, разговоры о политике, французских делах, пустячных заботах муниципалитета, города или племени. Не обходится без забавных историй о другом мире и о том свете, пересказываются безнадежно устаревшие небылицы. Они всегда привлекают внимание, вызывают оживление или довольный смех тех слушателей, которым лучше всего известны. Каждый знает назубок, но не может лишить себя наивного удовольствия послушать или пересказать в очередной раз анекдот. Общение приправляется шуточками, игрой слов, построенной на созвучиях, а потому непереводимой, максимами, каламбурами, пословицами. Цветистый и литературный язык писаря Бен Хамида — воплощение первостепенного дарования арабов.

Вандель в подходящей ситуации манере с яркими звукоподражательными восклицаниями поведал о недавней осаде, свидетелем которой оказался. Он воспроизвел орудийный выстрел и, желая передать горячность ожесточенного сражения, многократно и с невероятной частотой повторил бесконечную череду «ба-ба-ба» — возгласов, которыми арабы обычно сопровождают рассказ о приключении, пропахшем порохом. Затем речь зашла о саранче (джерад). Говорят, она сейчас на юге, но скоро начнется ее переселение. Приняты меры, выделены отряды по борьбе с насекомыми: удастся ли вредителям ускользнуть? По этому случаю старый житель Блиды, Бен Саид, поведал историю, рассказанную ему отцом, в свою очередь узнавшим ее от родителя, который, будучи уже глубоким старцем, был свидетелем великого бедствия, беспримерного нашествия 1724–1725 годов — бича, сравнимого с тяготами, описанными в еврейской истории, — когда саранча уничтожила все, но в первую очередь виноградники, пожрав листья, ягоды, молодые побеги и, наконец, саму лозу. Огонь не так скор на расправу, не несет столь полную гибель. Никогда более виноградники Блиды не плодоносили, так и не возродилось знаменитое встарь местное вино. Многие миллиарды вредителей были уничтожены, но число их, казалось, не уменьшилось. Небо — черное от туч саранчи, все щели в городе забиты насекомыми, источники отравлены. Люди в меру сил мстили проклятым носителям несчастья. Саранчу жарили, варили, солили, использовали как удобрение. Наконец задул мощный южный ветер, увлек армию бешеных тварей к морю, где и потопил во множестве.

— Все они обратились в креветок, и жители Фхаса[77] вылавливают их, — добавил Бен Хамида, которого, кажется, очень развлекают местные предания.

Перешли к чудовищам. Со времен дракона из сада Гесперид до чудища Ньям-ньям Африка всегда считалась прародительницей монстров. «Африка всегда порождает нечто новое», — произнес Вандель известное изречение.

Теперь настал его черед выступить в роли эрудита. Он привел цитату из Аристотеля, а затем комментарий Плиния, что поскольку редкость источников вынуждает различных животных скапливаться у немногочисленных речушек, то детеныши имеют самые причудливые формы, так как самцы совокупляются без разбора с самками другого вида. Цирюльник Хасан заметил, что иначе и быть не может, старики присоединились к мнению Хасана, только Бен Хамида не принял объяснение за последнее слово европейской науки и улыбнулся.

Последняя история. Заговорили о Си Мустафе Бен Руми, иначе, коменданте X… и его известном приключении с Беширом. Полилась рыцарская повесть. Мы услышали ее из уст хаджута разумеется, не в качестве новой истории — ведь она обошла весь город, — а рассказа, который араб не может не повторять слишком часто. Я передаю рассказ в очень сокращенной форме.

«Комендант X… прибыл в Алжир на второй год со дня взятия города, будучи еще мальчиком. В те времена в Алжире еще не было коллежа, и первое воспитание он получил на площади с местными ребятишками. Он познал многое из того, чему в юном возрасте обучаются без наставника, и, между прочим, местный язык и радость независимости. В семье посчитали, что его познания не заменят домашнего образования и попытались наставить ребенка на путь истинный. Наказание не понравилось мальчику, он не терпел принуждения, а потому сбежал из дома. Добравшись до алжирского Сахеля, до самого спуска на равнину, и размышляя о превратностях предприятия, он встретил двух арабских всадников, которые то ли путешествовали, то ли мародерствовали.

— Кто ты?

— Такой-то, сын такого-то.

— Куда идешь?

— Куда глаза глядят.

— Хочешь отправиться к хаджутам?[78]

Хаджуты вызывали тогда повсеместный ужас. Мальчик смело ответил.

— Хочу.

Один из мародеров поднял и посадил его себе за спину и в тот же вечер привез прямо к палатке халифа Бешира.

— Заложник, — сказали всадники.

— Нет, — возразил Бешир, — всего лишь ребенок.

— Он будет моим сыном, — сказала жена Бешира, приняв его как подарок судьбы; над ним свершили обряд обрезания и нарекли Мустафой, то есть прошедшим через очищение.