Сахарная пудра была горька, как её счастливая жизнь (СИ)

С уже в ужас измученных губ сошёл медленный поток воздуха, покрывая приятным холодком, кажется, обвисшую грудь и собственный одряблевший живот. Внутри ей тотчас стало не по себе: с седьмого неба она в одну секунду спустилась на землю, вспоминая о том, что она - абсолютно обычная женщина, как бы то прискорбно не звучало, преклонного возраста, от чего ласки родного отошли на второй план, и тело, скрывая все эти «уродства», рухнуло на постель, утыкаясь носом в подушку, прикрытую благородным, в отличит от неё, белым хлопком.

-Ты, наверное, уже проголодался? - первые слезы отвращения к самой себе такой начали подкатывать к горлу, но все это она старательно скрыла. Не дожидаясь ответа на этот вопрос, Марина в момент встала, столь же быстро облачая себя в шёлковый халат чуть ниже колена, который скрыл под собой все так прелестно манящее мужское нутро. Жаль, что в такой халат она не могла упрятать свою душу, чтобы ничего, творящегося на ней не было видно.

Как бы то не показалось кому-то странным, но неладное он почувствовал сразу: и это падение, и появившиеся зажимы, и упавшие в грудь плечи - все выдало её неуверенность, которую он давно полюбил. И когда дрожащие пальцы в суете уже навязывали третий узел из лент пояса, его ладони легли прямо поверх похолодевших рук. Он уже знал, что сейчас с кончиков её ресниц начнут катиться слезы, даже не знал… он чувствовал это лишь по тому накалу, повисшему в воздухе.

Мужские губы коснулись ее виска, а из глаз в ту же секунду начали по одной спускаться слезы, которые он прекрасно видел. Её сердце тогда лишь сильнее съёжилось, и, как маленькая девочка, она вырвала свои ладони из его рук, быстрыми шагами отдаляясь от него. Даже не разбирала она, куда собственные ноги вели женское сознание, но уже в слезах щеки прилипли к холодному кафелю ванной под звук защёлкивающегося замка двери.

И останавливать её он, нет, не собирался, даже не думал. Вместо того, он абсолютно спокойно оделся, перемещаясь на кухню. На плите действительно стоял ужин, уже холодный, но это слово отражало лишь физическую сторону вопроса. От небольшой кастрюли с борщом так и веяло невероятной любовью, а стоявшая рядом сковорода, наполненная до золота обжаренной картошкой с мясом,издавала приятнейший запах, так наполнявшим кухню. Рядом на столе лежал небольшой лист, обращённый надписью к низу, но предназначен тот был явно не мне, от того я расположился за столом, при этом не переставая слушать тихие всхлипы и поскуливания. Сейчас ей было важно и нужно это, требовалось побыть одной, наедине с самой собой, чтобы вернуться на круги своя.

В какой-то степени, это ей действительно было сейчас безумно нужно. Только не верила во все произошедшее она намного более, чем была счастлива сейчас. Все это казалось ей огромной сказкой, без которой отныне она не могла больше жить. Свет ярких ламп раздражал ещё не привыкшие к нему глаза, а взгляд от самой глубокой глупости упал на полку, наполненную разнообразной бытовой химией, начиная освежителями и заканчивая копеечной, но самой отвтатительной на всем этом пространстве, белизной.

«Нет» - совсем быстро пронеслось в мыслях Марины, а голова быстро пошатнулась в разные стороны, заставляя разойтись её физическое тело с сознанием.

Взгляд мужчины вновь упал на розовый листик в клетку, но он прикрыл глаза, складывая ладони, лежавшие на столе, в кулак, оставаясь наедине с этим миром лишь при помощи слуха, который так и пытался расслышать движения девушки в звенящей тишине.

«Тебе совсем ни к чему себя мучить и пытаться стать для кого-то там идеальной. Для меня ты была и будешь самой лучшей.И если ты не поужинаешь и сегодня, я обижусь на тебя очень сильно.

С любовью, твоя Сонечка)))»

========== Часть 17 ==========

Спустя пол часа, когда за окнами уже стояла кромешная тьма, укрывающая своим махровым одеялом верхушки домов, когда на соседних многоэтажках стали появляться причудливые узоры светящихся окон, а где-то под ними запоздалые офисные работники спешили укрыться от холода в тёплых подъездах - просторная трешка , оклеенная изнутри карамельными, шоколадными и пудровыми обоями, была погружена в романтический полумрак.

Мягкий свет там обволакивал своим нутром лишь кухонный гарнитур в тон обоям, стеклянную столешницу, что цветом была на пару тонов темнее, чем все её окружение, и такого же пряного цвета обивку стульев, выставленных вокруг него. Этот резонанс мог выводить из себя любого наблюдавшего за такой картиной человека, но, почему-то, любой, входящий в эту комнату, от отсутствия гармоники получал невероятное удовольствие. В ещё большее ублажение вводил гостей сегодняшний зимний натюрморт на светлом окне, что в этот час было залито молоком тумана.