Сахарские новеллы

– В магазине для военных.

– В гарнизоне?! – загомонили эти простофили. – Ты, женщина, одна ходишь в гарнизон за покупками?

– Жены военных ходят, почему же я не могу?

– Но ведь гражданским туда нельзя!

– Жители пустыни не чета городским. Солдаты считают нас за своих, – усмехнулась я.

– Они хоть любезны с тобой?

– Чрезвычайно! Куда любезней жителей поселка!

– Можно попросить тебя и на нашу долю купить?

– Без проблем! Напишите завтра, сколько вам надо.

На следующий день Хосе принес домой молочный список. В нем числились имена восьмерых холостяков; каждый просил меня покупать ему в неделю по десять пакетов молока. Итого выходило восемьдесят пакетов.

Глядя на список, я прикусила губу. И кто меня за язык тянул! Интересно, с каким видом я попрошу в военном магазине отпустить мне восемьдесят пакетов молока?

Но было поздно. Уж лучше я потеряю лицо и сгорю от стыда, купив за раз восемьдесят пакетов и больше никогда там не появившись, чем стану ходить туда каждый день за десятью пакетами.

На следующий день я пошла в военный магазин, купила там ящик с десятью пакетами свежего молока, попросила отнести его в угол, потом вернулась к прилавку, купила еще ящик и присоединила его к первому. Подождала немного и опять направилась к прилавку. Когда я пошла на четвертый заход, солдат, стоявший на кассе, вытаращил глаза от удивления.

– Сань-мао, сколько вы еще собираетесь бегать туда-сюда?

– Еще четыре раза, потерпите немного.

– Почему вы за один раз все не купите? Это же у вас молоко?

– Слишком много для одного раза, – смущенно ответила я. – Это не по правилам.

– Ничего страшного, сейчас я вам все вынесу. Скажите, а зачем вам столько молока?

– Это не только для меня. Друзья попросили взять и на их долю.

Когда в углу набралось восемь ящиков, я пошла ловить такси. Вдруг рядом со мной резко затормозил джип. Увидев офицера за рулем, я оторопела – неужели это тот самый пьяница, которого мы ночью отвозили в гарнизон?

Это был высокий энергичный человек. Военная форма сидела на нем как влитая. Из-за бороды было непонятно, сколько ему лет. Взгляд у него был дерзкий и какой-то чересчур сосредоточенный. Две верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты. Коротко остриженные волосы под зеленой армейской фуражкой, а на ней – знаки различия: сержант.

Тем вечером я не разглядела его как следует, зато теперь у меня появилась такая возможность.

Не успела я и слова сказать, как он вылез из машины и начал перетаскивать в багажник гору моих ящиков. Увидев, что молоко мое уже в машине, я без лишних раздумий уселась на переднее сиденье.

– Я живу в Кладбищенском районе, – вежливо сообщила я.

– Я знаю, где вы живете, – сухо ответил он и завел мотор.

Всю дорогу мы молчали. Машину он вел ровно и уверенно, крепко держа руль обеими руками. Когда мы проезжали кладбище, я отвернулась и стала смотреть в окно, опасаясь, что он вспомнит, в каком жалком состоянии мы подобрали его тем вечером, и ему будет неловко.

Мы подъехали к моему дому. Он плавно нажал на тормоз, и я, не дожидаясь, пока он выйдет из машины, выскочила наружу и громко позвала Сейлума, работавшего в лавочке по соседству. Неудобно было снова заставлять сержанта возиться с моими ящиками.

Сейлум тут же выбежал на мой зов, шаркая шлепанцами и робко улыбаясь. Подбежав к джипу, он увидел стоявшего рядом сержанта и застыл на месте. Затем, опустив голову, начал быстро выгружать мои ящики. Можно было подумать, он злого духа повстречал.

Сержант же, заметив помогавшего мне Сейлума, поглядел на его магазинчик и неожиданно бросил на меня взгляд, полный презрения. Я почувствовала, что он ошибочно все истолковал, и, залившись краской, стала неуклюже оправдываться:

– Нет-нет, это не на продажу, поверьте, я всего лишь…

Сержант быстро сел в машину, похлопал рукой по рулю, хотел было что-то сказать, но передумал и завел мотор.

Только сейчас я вспомнила, что так и не поблагодарила его. Подбежав к машине, я сказала:

– Спасибо вам, сержант. Скажите, как вас зовут?

Он посмотрел на меня с нетерпеливой досадой и тихо произнес:

– Для друзей сахрави у меня нет имени. – Он нажал на газ, и машина умчалась прочь.

Я растерянно глядела на облако пыли, чувствуя обиду в душе. Почему он так ко мне несправедлив? Почему не дал возможности объясниться? Почему так грубо отказался назвать свое имя?

Я повернулась к Сейлуму и спросила:

– Сейлум, ты знаешь этого человека?

– Знаю, – ответил он тихо.

– Почему ты так боишься военных из гарнизона? Ты ведь не партизан?

– Дело не в этом. Этот сержант ненавидит всех нас, сахрави.

– Откуда ты знаешь, что он вас ненавидит?

– Об этом все знают, одна вы не знаете.

Я пристально посмотрела в его правдивое лицо. Никогда Сейлум не говорил о людях плохо – видать, на этот раз у него были для этого веские основания.

После того молочного инцидента я долго не решалась появляться в гарнизонном магазине.