Люди с их историями, встречавшиеся мне на этой дороге, ничем не отличаются от обычных прохожих, каких можно встретить на любой улице. Может быть, нет в этих историях большого смысла, может быть, не стоят они и того, чтобы их записывать. Но, как говорил Будда, «только после ста перерождений можно вновь оказаться с человеком в одной лодке, только после тысячи перерождений можно снова проснуться с ним на одном изголовье». Ладони, которые мне довелось пожать, лучезарные улыбки, которыми меня порой одаривали, разговоры, даже самые заурядные, – разве могу я позволить ветру, треплющему мою юбку, унести их в небытие?
Я знаю, что должна сберечь каждый камешек из этого песка. Ни один рассвет, ни один закат не хочу я предать забвению. Что уж говорить о лицах живых людей – разве можно позволить им стереться из памяти?
Впрочем, эти объяснения совершенно излишни.
Сержант Сальва
Как-то летним вечером мы с Хосе вышли на прогулку, чтобы немного освежиться после невыносимо жаркого дня. В пустыне в это время было хорошо и прохладно. Соседи с детьми ужинали на открытом воздухе; уже сгущалась темнота.
Дойдя до кладбища, что рядом с поселком, мы заметили неподалеку в свете луны группу молодых людей из местных сахрави; они собрались вокруг какого-то предмета и оживленно галдели. Приблизившись к ним, мы обнаружили, что они столпились вокруг неподвижно лежавшего на земле испанского военного. Он походил бы на мертвеца, если б не густой румянец на бородатом лице. На ногах у него были сапоги для верховой езды; по военной форме было очевидно, что он принадлежал к здешнему гарнизону, но никаких знаков различия на нем мы не увидели.
Судя по всему, он уже давно там лежал. Окружившие его люди громко ругались по-арабски; они плевались в него, дергали за сапоги, наступали ногами ему на руки. Один из них напялил на себя его фуражку и паясничал, изображая из себя пьяного. Надо же, какие сахрави бравые храбрецы рядом с солдатом, не имеющим возможности защищаться.
– Хосе, надо поскорей вернуться за машиной, – тихо сказала я и нервно огляделась по сторонам. Вот бы рядом оказался другой военный или просто какой-нибудь испанец. Но нет, поблизости никого не было.
Хосе побежал домой за машиной. Я не отрывала глаз от револьвера, висевшего на поясе у военного, приготовившись кричать, если кто-то вдруг вздумает его отцепить. А вот что делать дальше, я придумать уже не могла.
К тому времени молодежь Испанской Сахары объединилась в Народный фронт освобождения ПОЛИСАРИО[51]
. Штаб-квартира фронта находилась в Алжире, однако вся молодежь Эль-Аюна была на его стороне. Отношения между испанцами и сахрави накалились до предела. Местные жители и солдаты легиона враждовали не на жизнь, а на смерть.Наконец приехал Хосе. Мы протиснулись сквозь толпу, чтобы подобрать и усадить в машину лежавшего на земле пьянчугу. Это был здоровый, тяжеленный детина, и затащить его внутрь автомобиля было не так-то просто. Обливаясь потом, мы наконец водворили его на заднее сиденье, захлопнули дверцу и, бормоча извинения, медленно поехали сквозь толпу, колотившую руками по крыше машины.
Хосе подогнал машину к воротам гарнизона. В лагере стояла мертвая тишина.
– Посвети фарами, Хосе, посигналь гудком. Мы не знаем, какой у них пароль, неизвестно, за кого они нас примут. Остановись поодаль.
Хосе остановил машину в стороне от часовых. Мы открыли дверцы, выскочили из машины и закричали по-испански:
– Подойдите к нам, мы вам пьяного привезли!
Подбежали двое часовых, щелкнули затворами ружей и прицелились в нас. Мы застыли на месте, показывая в сторону машины.
Часовые заглянули в кабину, сразу все поняли и вытащили пьяного наружу.
– Снова он! – только и сказали они.
Вдруг на нас упал луч прожектора. Я страшно перепугалась и быстро забралась в машину.
Когда Хосе отъезжал, часовые отдали нам честь.
– Спасибо вам, земляки!
Всю дорогу домой меня не отпускал страх. Впервые в жизни я оказалась под прямым прицелом ружья, да еще с такого близкого расстояния. И пусть это были наши военные, все равно я натерпелась страху. Еще долгое время мне мерещился строго охраняемый в ночи гарнизон и пьяный в стельку офицер.
Через несколько дней к нам в гости пришли сослуживцы Хосе. Искренне стараясь им угодить, я налила им кувшин холодного молока.
Набросившись на молоко, они принялись жадно пить, как быки на водопое, и в момент осушили весь кувшин. Я пошла и открыла еще два пакета.
– Сань-мао, если мы все выпьем, что же вам останется? – Двое бедолаг грустно поглядели на молоко и, сгорая от стыда, выпили еще.
– Пейте на здоровье. Где еще найдете!
Еда – главная забота каждого жителя пустыни. Ни один гость не успокоится, пока не выспросит, где именно вы раздобыли ту или иную вкуснятину. Сослуживцы Хосе выпили все молоко в доме, но я и бровью не повела. Тогда они, как водится, стали расспрашивать, где я покупаю молоко.
– Ну… есть одно местечко, – загадочно проговорила я.
– Где же это? Открой секрет!
– Ох, да вам там не продадут. Приходите в гости и пейте на здоровье!
– Нам много надо! Сань-мао, скажи где, умоляем!