Саквояжники (CARPETBAGGERS)

Even this usually staid and quiet part of Hillcrest Drive skirting Mercy Hospital was filled with happy noises and throngs of people.	Даже эта, обычно тихая часть Хиллкрест-Драйв, где располагалась больница, искрилась радостью и весельем.
From the Naval Station across the city of San Diego came the occasional triumphant blast of a ship's horn.	Со стороны морской базы доносились звуки корабельного салюта.
It had been like this all through the night, starting early the evening before, when the news came. Japan had surrendered.	Праздник продолжался всю ночь, а начался он ранним вечером, когда пришла весть о капитуляции Японии.
The war was over.	Война закончилась.
I knew now what Otto Strassmer had been trying to tell me.	Теперь я понял, на что намекал мне Отто Штрассмер.
I knew now of the miracle in the desert. From the newspapers and from the radio beside my bed.	Из газет и радио, расположенного рядом с кроватью, я узнал о чуде, испытанном в пустыне.
They had all told the story of the tiny container of atoms that had brought mankind to the gates of heaven.	Все кричали о маленьком контейнере с атомами, который привел человечество к вратам рая.
Or hell.	Или ада.
I shifted in my bed to find another position of comfort, as the pulleys that suspended my leg in traction squeaked, adding their mouselike sound to the others.	Я повернулся в кровати, чтобы принять более удобное положение, и растяжки, на которых была подвешена моя нога, заскрипели, добавляя свой голос к шуму за окном.
I had been lucky, one of the nurses told me.	Одна из сестер сказала, что мне повезло.
Lucky.	Повезло...
My right leg had been broken in three places, my right hip in another, and several ribs had been crushed.	Правая нога была сломана в трех местах, кроме того, было сломано правое бедро и несколько ребер.
Yet I still looked out at the world, from behind the layer of thick bandages which covered all of my face, except the slits for my eyes, nose and mouth.	А взирал на мир я из-под толстой повязки, в которой были оставлены лишь узенькие щелочки для глаз, носа и рта.
But I'd been lucky. At least I was still alive.	И все-таки мне и вправду повезло - я остался жив.
Not like Amos, who still sat in the cabin of The Centurion as it rested on the edge of a shelf of sand, some four hundred odd feet beneath the surface of the Pacific Ocean.	А вот Эймосу не повезло. Он остался в кабине "Центуриона", который теперь покоился на песчаном дне Тихого океана на глубине четырехсот футов.
Poor Amos.	Бедный Эймос.
The three crewmen had been found unscathed and I was still alive, by the grace of God and the poor fishermen who found me floating in the water and brought me to shore, while Amos sat silent in his watery tomb, still at the controls of the plane he had built and would not let me fly alone.	Трое членов экипажа также были найдены целыми и невредимыми. Выжил и я благодаря Господу и бедным рыбакам, которые подобрали меня в море и доставили на берег. А Эймос безмолвно сидел в своей подводной могиле за рычагами управления самолета, который он построил и на котором не разрешил мне лететь одному.
I remembered the accountant's voice over the telephone from Los Angeles as he spoke consolingly.	Я вспомнил спокойный голос бухгалтера из Лос-Анджелеса, когда говорил с ним по телефону.