Биографический жанр стоит несколько особняком в дальневосточной летописной традиции: «...Ле чжуань
больше, чем любой из пяти разделов Ши цзи, демонстрирует собой единство истории и литературы»[47]. При этом литературные особенности «Биографий» во многом определяются общей идеологической задачей летописи. Если в «Основных записях» внимание автора сосредоточено именно на хронологии и особенностях (достоинствах и недостатках) правления государей, а описанию личностей участников исторических событий могут быть посвящены от силы несколько фраз, то в биографическом разделе основное место занимают характеристики личностные, и исторические деятели наделяются качествами эпических персонажей вне зависимости от того, являются они «положительными» (добродетельными) или «отрицательными» (недостойными) фигурами повествования, реальными или вымышленными людьми. В Ёльчон почти нет биографий персонажей целиком, от рождения до смерти, и жизнеописания чаще всего состоят из относительно кратких историй о наиболее примечательных событиях, случившихся с героем. Автора интересует не столько жизненный путь человека, сколько возможность оценки одного или очень ограниченного числа фактов, событий или действий, связанных с этой персоной и создающих прецедент, на основе которого можно сделать определенный социально-этический вывод, как правило однозначный, при этом оценка личности в целом соответствует оценке описанного деяния. В целом можно сказать, что в «Биографиях» объединены несколько стилей: конфуцианский, рассматривающий человека через призму конфуцианского идеала, эпический, выделяющий черты, близкие фольклорному представлению о герое, и документальный, передающий реальные черты и поступки человека. Все три стиля легко могут ужиться рядом благодаря системе составления образа из отдельных фрагментов — эпизодов, поступков, речей, каждый из которых, как правило, соотнесен с точно датируемым историческим событием. Для автора важен только конечный результат — подбором отдельных черт создать идеальный образ государя, доблестного воина, мудрого сановника, преданного сына[48]. Такое содержание «Биографий» обеспечивает передачу идей и качеств, которые автор считает необходимыми для восприятия современниками и потомками.
Необходимо помнить, что Самгук саги —
документ официальный, представлявший отношение к истории, культуре и идеологии на государственном уровне, и создавался он как руководство к действию для «последующих поколений» правителей и чиновников. «Исторические записи трех государств» были призваны зафиксировать в общественном сознании определенные ценности, способствовать тому, чтобы общество сделало верные выводы из исторических уроков и прецедентов, создать определенную систему политических приоритетов, наконец. На наш взгляд, основными такими ценностями были идеи о незыблемости трона[49], о необходимости четкого структурирования власти (сверху вниз), о тех обязательных качествах, что должны отличать достойного подданного. Последовательно отстаивая свои политические идеи, автор Самгук саги вкладывает в уста наиболее «авторитетных» персонажей афористические высказывания, подтверждающие эти идеи[50]. Утверждение о незыблемости власти вана по важности (а не по объему материала, посвященного этому вопросу) было основным. Необходимость самого института ванской власти не подвергалась сомнению, а посягательство на него расценивалось как измена[51]. Так, Ким Юсин, оценивая мятеж сандэдына Пидама против государыни Сондок, произносит следующую фразу: «В Пути Неба ян означает могущество, а инь — слабость. В Пути человека государь почитаем, а подданные поставлены ниже. Если как-то нарушить этот [порядок], то происходит великая смута. Ныне Пидам и его сторонники, будучи подданными, замыслили [заговор] против государыни, будучи внизу, они посягают на высших, так что их можно назвать мятежниками и разбойниками. Поэтому и люди, и духи одинаково осуждают их, и им нет места ни на земле, ни на небе. Я глубоко сомневаюсь и не могу поверить в то, что Небо может быть равнодушным к этим [событиям] и даже [ниспослать] как зловещее [знамение] звезду в государеву крепость. Величие Неба лишь следует за людскими желаниями, воздавая добром за добро и злом за зло!»[52]. Когда сподвижники и бывшие враги уговаривали Ван Гона (будущего основателя династии Корё — Тхэджо) открыто выступить против провозгласившего себя ваном узурпатора Кунье, Ван Гон, принесший в свое время Кунъе вассальную присягу, отвечал: «...я не осмелюсь стать двоедушным [предателем], чтобы, будучи подданным, занять место государя. Это называется мятежом!»[53].