Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Примечательно, что Джунковский, также лично видевший пастыря в тот же самый день у Юсуповых – вероятно, о. Иоанн приехал в Кореиз после литургии в Ай-Тодоре, – поделился в воспоминаниях прямо противоположными впечатлениями. По его словам, священник узнал Джунковского и тут же поинтересовался здоровьем его матери: за 8 месяцев до описываемых событий, 24 февраля, о. Иоанн был у матери мемуариста, которая болела пневмонией и состояние которой ухудшалось, по словам автора воспоминаний, «помолился у ее кровати, благословил ее, всех нас и очень ее подбодрил, сказав: “ничего”, “поправится”». И больная действительно вскоре полностью выздоровела[84]. И спустя более полугода пастырь, ежедневно молившийся о десятках людей, вспомнил приглашавшего его Джунковского и его мать. «Его память меня очень тронула, – отмечал мемуарист, – от Юсуповых он прошел на соседнюю дачу к графине Сумароковой, жене брата Юсупова, Павла Сумарокова, которая лежала больная в последней степени чахотки и, помолившись у нее, направился в кореизскую церковь, переполненную уже народом. Отслужив молебен и благословив всех присутствовавших, отец Иоанн возвратился в Ливадию»[85].

Налицо два мнения об отношении к о. Иоанну умиравшего Александра III – и, соответственно, две оценки самого священника.

С одной стороны, взгляд, который впоследствии получит широкое распространение в официальном памятовании почившего императора – о расположенности государя к пастырю, которая с особенной силой проявилась в Ливадии. Этой позиции придерживался Джунковский, у которого, правда, после выздоровления матери были свои веские основания относиться к протоиерею с исключительным пиететом.

С другой стороны, мнение, что знаменитого священника буквально навязали умиравшему императору некоторые мистически и экзальтированно настроенные члены императорской фамилии, а у ослабшего царя не было уже никаких сил сопротивляться, и он сдержанно принимал о. Иоанна. Такое суждение высказывали вел. кн. Николай Михайлович и Вельяминов.

Вероятно, эти две взаимоисключающие точки зрения так и оставались бы уравновешивающими друг друга и обоюдно недоказуемыми из-за крайне скудного количества надежных свидетельств, если бы не самые последние дни жизни Александра III, в которые он, несомненно, был однозначно расположен к о. Иоанну и не скрывал этого.

События разворачивались следующим образом. 17 октября – в особо чтимый в царской семье день, в который 6 лет назад никто из ее членов не пострадал во время железнодорожной катастрофы под Борками в Харьковской губернии, – он причащался у о. Иоанна. Этот факт не вызывает сомнений, так как отражен в дневнике цесаревича[86]. Об этом же свидетельствовал и Джунковский: 17 октября государь «приобщился святых тайн у отца Иоанна Кронштадтского, не мог встать на колени, а молился сидя» [87]. Более того, император причастился наедине и даже не позволил императрице совершить это таинство вместе с ним. В тот день Сергей Александрович отметил в дневнике, что с Марией Федоровной «вышло огорчение»: «…она хотела тоже [причаститься], но Саша совершил это один, запершись в своей комнате»[88]. Видимо, ощущая себя при смерти, государь хотел особого сосредоточения во время причастия в этот знаковый для него день. Таинство 17 октября стало первым случаем, когда царь во время пребывания в Ливадии причащался не у своего духовника: перед этим последний раз он, по данным камер-фурьерского журнала, «сподобился приобщиться святых тайн» у протопресвитера Иоанна Янышева в воскресенье 9 октября, то есть 8 дней назад[89]. О восьмидневном перерыве в совершении этого таинства императором и о том, что после этого перерыва он причащался у кронштадтского священника, сообщил и вел. кн. Николай Михайлович[90].

На следующий день, когда Александру III стало еще хуже, он во второй половине дня, по свидетельству Джунковского, после некоторого улучшения поработал с бумагами и «спросил отца Иоанна, который тотчас явился к нему». Император «полчаса провел наедине» с пастырем[91]. Приход в этот день к императору кронштадтского пастыря подтвердил в дневнике и Сергей Александрович: «Отец Иоанн был у Саши – говорил с ним»[92].

По словам Вельяминова, 19 октября «государь призвал отца Иоанна и снова исповедовался и причастился»[93]. Но здесь, по-видимому, врач ошибся: факт приема императором о. Иоанна 19 октября не зафиксирован в камер-фурьерском журнале. Скорее всего, Вельяминов имел в виду события, произошедшие днем ранее.

Наконец, в самый день кончины, по данным Джунковского, государь дважды виделся со священником. Сначала утром о. Иоанн причастил царя, затем «государь опять позвал отца Иоанна, попросил его поддержать голову, говоря, что ему это приятно, что ему становится легче» [94]. Однако на этот раз мемуарист все же ошибся: по данным камер-фурьерского журнала, утром императора причащал его духовник о. Иоанн Янышев[95].