Следует отметить, что трое мемуаристов, один из которых – Джунковский – точно никак не был связан с двумя другими – Вельяминовым и вел. кн. Николаем Михайловичем, – не зафиксировали факта присутствия о. Иоанна Кронштадтского возле императора в момент его кончины.
Так, Джунковский, сообщив, как пастырь держал голову умиравшего царя, далее привел разговор последнего с Вельяминовым, затем описал последние мгновения жизни Александра III и ничего не сказал о присутствовавшем при том моменте пастыре[96]
. В свою очередь, Вельяминов передал эту встречу царя с о. Иоанном Кронштадтским следующим образом: «Говорили, что еще утром государь выразил желание видеть отца Иоанна, который после обедни, около 12 часов, и прибыл. Государь встретил его очень ласково и, несомненно, был очень доволен его появлением. О. Иоанн совершил молитву и помазал некоторые части тела святым елеем. После этого государь его отпустил. Уходя, отец Иоанн громко сказал не без рисования: “Прости (т. е. прощай), царь”»[97].Вел. кн. Николай Михайлович был практически очевидцем всего того, что происходило 20 октября возле царя, так как находился либо в его комнате, либо рядом с ней – по его собственным словам, он «оставался, как прикованный, у дверей», «отворял неоднократно двери, оставаясь почти безотлучно на том же месте»[98]
. Мемуарист, ссылаясь на чьи-то слова, сообщил, что утром 20 октября император «изъявил желание видеть отца Иоанна Кронштадтского, который в то время совершал где-то обедню в окрестностях Ялты». Священник «прибыл без десяти минут двенадцать и тотчас же был допущен к умирающему». Он «совершил краткую молитву и взял руку царя в свою. “Мне это приятно”, – сказал государь, а немного позже: “Вы святой человек”. О. Иоанн попросил его величество помазать некоторые части его тела святым елеем, на что последовало согласие, а после этого государь предложил отцу Иоанну отдохнуть и что он его еще позовет. О. Иоанн, взявши голову больного в свои руки, сказал: “Прости, царь” (т. е. “прощай, царь”), – и вышел из комнаты, совершив еще краткую молитву в одной из соседних комнат» [99].То есть двое не связанных друг с другом мемуаристов – Джунковский и вел. кн. Николай Михайлович – сообщили, что пастырь держал голову умиравшего царя, а Вельяминов пропустил эту деталь. Зато и Вельяминов, и великий князь указали на то, что император дал понять священнику, чтобы тот оставил его, в то время как Джунковский прямо об этом ничего не сказал.
По-видимому, в данном случае все трое правы – протоиерей покинул дворец за какое-то время до кончины императора. Свидетельства указанных мемуаристов о последних часах жизни Александра III вызывают доверие еще и потому, что все трое буквально слово в слово воспроизвели разговор Александра III с Вельяминовым, который состоялся после ухода о. Иоанна и где-то примерно за час до кончины императора. Когда Вельяминов стал массировать царю ноги, что несколько облегчало его страдания, а все остальные вышли из комнаты, чтобы не мешать выполнять эту процедуру и не смущать больного, государь сказал врачу: «Видно, профессора меня уже оставили, а вы, Николай Александрович, еще со мной возитесь по вашей доброте сердечной»[100]
.Джунковский передал тот же самый разговор, снабдив его некоторыми подробностями, пропущенными Вельяминовым: «В половине второго вошел профессор Вельяминов. Государь взглянул на него и сказал: “А профессора уж от меня отказались?” – и, посмотрев на него пристально, прибавил: “Только вы не теряете надежды”. Вельяминов ответил, что положение не так плохо, что все профессора рядом и тоже не теряют надежды. Императрица тоже все успокаивала (то есть в изложении Джунковского разговор происходил не с глазу на глаз, а в присутствии Марии Федоровны. –
А вот по описанию вел. кн. Николая Михайловича, Вельяминов делал последнюю процедуру царю без посторонних: «Все, даже ближайшие, вышли». И далее мемуарист передал все ту же фразу Александра III, которую тот сказал врачу[102]
, – буквально слово в слово, как это воспроизведено у Вельяминова (что неудивительно, если принять во внимание, что врач в своих воспоминаниях неоднократно цитировал великого князя, хотя в данном конкретном случае именно он обладал истиной в последней инстанции, так как слова были обращены к нему и никого больше не было в комнате).