Самодержавие на переломе. 1894 год в истории династии

Более того, буквально с первых дней пребывания Николая II на престоле стали распространяться слухи, что он придерживается либеральных взглядов, и поэтому следует ожидать существенной корректировки правительственных установок эпохи Александра III. Причем эти слухи были разной модальности – предположительные, утвердительные, выражавшие желание. Ближе к концу 1894 г. подобная молва подготовила почву для отдельных акций, которые либо были призваны укрепить царя в его «либеральном выборе», либо просто исходили из того, что император в силу его взглядов непременно откликнется на выдвигаемые инициативы. На фоне столь напористой информационной кампании противоположные мнения (о том, что государь продолжит политику Александра III) выглядели гораздо более слабыми и разрозненными. И только речь в Зимнем дворце внесла ясность в вопрос, каким будет наступившее царствование.

Эти растянувшиеся почти на три месяца попытки угадать взгляды Николая II или повлиять на них разворачивались следующим образом.

Прежде всего, следует отметить, что сама по себе такая борьба за образ государя стала возможной из-за того, что вплоть до ухода из жизни Александра III наследник цесаревич – в отличие от предыдущих примеров XIX в. – был недостаточно публичной фигурой. Общество о нем практически ничего не знало, кроме слухов о его связи с балериной Матильдой Кшесинской[392], и тем более не могло себе представить его на троне. Более того, такие же затруднения испытывали и хорошо знавшие Николая его родственники. Уже 22 октября вел. кн. Константин Константинович записал в дневнике впечатление, возникшее у него по прочтении во вчерашней газете манифеста о восшествии Николая II на престол: трудно «дорогого Ники» называть государем, поскольку «привыкли этим словом величать усопшего». И заключал: «Я не могу представить его себе царем». Такая растерянность порождала первую волну слухов – о том, что император окажется несвободным от внешних влияний со стороны своего ближайшего окружения. И эти слухи также создавались теми, кто давно и хорошо знал государя. Вел. кн. Константин Константинович в конце октября приводил в дневнике слова вел. кн. Николая Михайловича, присутствовавшего при кончине Александра III в Ливадии и рассказывавшего, что после смерти императора его братья – вел. кн. Владимир и вел. кн. Сергей – предпринимали попытки «овладеть юным царем и подчинить его своему влиянию» [393].

Если родственников волновали главным образом деловые качества Николая II, поскольку его мировоззренческие установки, с большей или меньшей точностью, они могли себе представить, то общество интересовалось, прежде всего, политическими взглядами монарха (которые должны были отражаться в ожидавшихся кадровых перестановках): предположения о них, как правило, служили основанием для достраивания образа во всех остальных отношениях. Такую молву, которая ходила среди лиц, которые были так или иначе связаны с правительственными сферами, можно назвать второй волной слухов. Например, Киреев 24 октября писал редактору «Московских ведомостей» С. А. Петровскому, что, по его мнению, несмотря на ожидания «перемен в высших сферах», «пока перемен не будет никаких», потому как «было бы и неловко начать с изменений». Вместе с тем Киреев намекал на возможные отставки: он сообщал своему корреспонденту, что молодой император «не любит» Чихачёва, которому «не может простить Либавы»[394], а также Победоносцева. Общая характеристика нового государя выглядела у Киреева противоречивой. С одной стороны, отзывы о Николае II «вообще хороши», в нем «много такта», он «считает необходимым авторитет, говорит и пишет хорошо», «не без сильного славянофильского колорита» (последнее обстоятельство виделось адресанту несомненным достоинством). Но с другой стороны, в письме воспроизводился диалог одного знакомого Киреева с только что взошедшим на престол царем. Этот знакомый заметил Николаю II: «Тебя обвиняют в недостатке характера», – на что тот парировал: «Да ведь ты знаешь, как меня держали, где же бы я мог показать его?» Киреев уверял Петровского, что такой разговор имел место на самом деле. По поводу же невесты государя Киреев слышал «лучшие отзывы»: она «умная, энергичная, хочет работать»[395].

Наконец, третья волна слухов – это то, что говорили об императоре в широких кругах общества. Именно эту среду имела в виду Богданович, когда 29 октября отметила в дневнике, что в «простонародье» ходят толки: мол, Николай II «спуску давать не будет», не откажется воевать, если потребуется, и непременно «поднимет достоинство» страны[396]. Это пример самых общих и ничем не подкрепленных суждений.

Наиболее интенсивными были слухи второй волны, поскольку их создатели и распространители располагали (или считали, что располагают) какой-то достоверной информацией, на основании которой они создавали собственные версии.