Ключевая идея этой публикации сводилась к тому, что правительственная политика 1880-х – начала 1890-х гг. явилась естественным продолжением Великих реформ, а не наоборот. Прямо на первых страницах, сразу после обязательных в любом некрологе печально-восторженных слов в адрес почившего, в редакционном материале утверждалось: «руководящая идея» эпохи Александра III «еще далеко не выяснена с надлежащею полнотою». Поэтому, исходя из «основной задачи» журнала, лучший способ «почтить память усопшего государя» – это продемонстрировать наглядную «связь его царствования с царствованием царя-освободителя», а также с теми проблемами, которые Россия вынуждена решать «вместе со всеми другими цивилизованными странами». Далее цитировались фрагменты из Манифеста о незыблемости самодержавия, которые можно было интерпретировать как указания на сохранение преемственности внутриполитического курса, а также из депеши внешнеполитического ведомства от начала марта 1881 г., где подчеркивалось приоритетное внимание «делу внутреннего государственного развития», и делался вывод, что названные документы декларировали «всю правительственную программу нового царствования».
Одним из оснований такой программы стала «неприкосновенность Великих реформ». Такая «неприкосновенность» проявилась даже в «борьбе с крамолою»: в соответствии с высочайшим повелением «О временном совете при санкт-петербургском градоначальнике», которое было объявлено министром внутренних дел 18 марта 1881 г., говорилось о создании структуры «из выборных» при этом администраторе. «Совместная деятельность правительственных органов и общественных элементов» не ставилась под сомнение, но «признавалась вполне целесообразною и желательною» в том числе в отношении «законодательных мер» «общего характера». Великие реформы не только не умалялись, но «получили дальнейшее движение». Сохранилось и «доверие к земским силам», которые теперь «призывались к новому служению государству в составе высшего законодательного органа» (непонятно, в чем именно авторы редакционного материала усматривали проявления подобного конституционализма). Об очевидно охранительных мерах в деле контроля над общественным мнением говорилось обтекаемо – «происходила энергичная работа разрушения очагов распространения чувства недовольства».
Причем в данном случае для оправдания этой «энергичной работы» приводился аргумент, отсылающий к историческому опыту России: «проявления чувства недовольства» в принципе характерны для времени «более или менее крупных законодательных реформ». В такие периоды радикалы, в отличие от правительства, традиционно предпочитали апеллировать к «социальным или политическим доктринам крайнего характера». Их умозрительность и оторванность от реальной жизни вынуждали даже «общие коренные реформы» расценивать как «недостаточные». В то же время власть в лице Александра III ориентировалась на «практические интересы». Поэтому, признавая незыблемость Великих реформ, правительство приняло решение не развивать их дальше, но консолидировать достигнутые ими результаты «в самой жизни», «поставить все государственное дело на прочные основы постепенного исторического развития». Это означало «работу в пределах установленных учреждений», «единение правительственных и земских сил».
Наряду с «мерами отрицательными», вводившими те или иные ограничения, «руководящая идея минувшего царствования» проявилась, причем в гораздо большей степени, в действиях по «дальнейшему распространению просвещения». «Гимназическую систему» никто не отменил, другое дело, что более селективным стал подход к формированию контингента учащихся ради недопущения формирования «интеллигентного пролетариата» Однако параллельно с этим создавалась «целая сеть профессиональных школ», которые отвечали «непосредственным запросам жизни» и при этом не исторгали бы учащихся из привычной среды, привязывали бы их к ней и после получения образования. В результате люди замирялись бы с действительностью. «Недостаток практических знаний, непосредственно приложимых к жизни, – утверждалось в редакционном материале, – разобщает человека с средою, в которой он живет; наоборот, наличность таких знаний позволяет ему чувствовать себя в ней хорошо и удовлетворять ее требованиям». Вообще ориентация на «местные нужды», на «специальные интересы» сословий или иных групп населения являлась при Александре III приоритетным направлением правительственной политики. Власть исправляла ситуацию, сложившуюся при Александре II, когда получение образования вело к отрыву от корней и переселению в крупные города. Предпринимались попытки «заинтересовать интеллигенцию местными нуждами», институт земских начальников также создавался в расчете на интеллигенцию, профессионализмом которой намеревались воспользоваться при обустройстве деревни.